Кто такие «церкви-сестры»?

10 октября 2021 г. Александрийский патриарх Феодор на встрече с главой Англиканской церкви архиепископом Кентерберийским Джастином Уэлби заявил, что православные и англикане – это церкви-сестры. Сейчас настолько модным стало употреблять подобные термины: «церковь-мать», «церковь-дочь», «церковь-сестра», что стал теряться исконный смысл этих терминов.

Изначальное значение терминов

Желающим исследовать эту тему более подробно рекомендуем книгу: Э. Ланн. «Церковь-сестра и Церковь-мать в понимании древней Церкви».

Если рассмотреть эпоху первых трех, или даже более, веков христианства, то мы увидим, что под термином «Церковь-мать» подразумевалась исключительно первохристианская апостольская община в Иерусалиме. Об этом существует множество свидетельств. Например, святитель Ириней Лионский в книге «Против ересей» говорит об Иерусалимской Церкви: «Таковы голоса Церкви, от которой всякая Церковь получила свое начало; таковы голоса митрополии граждан Нового Завета; таковы голоса Апостолов; таковы голоса учеников Господних».

Следует заметить, что речь идет именно об Иерусалимской общине, а не об Иерусалимской Поместной Церкви в нашем сегодняшнем понимании. В первые века каждая христианская община и была поместной Церковью (более подробно об устройстве древней Церкви см. в статье «Откуду есть пошел Константинопольский патриархат»). Также следует заметить, что Иерусалимская Церковь-мать – это община именно первых десятилетий христианства, а не более продолжительного времени. После разрушения Иерусалима в 70 г. тамошние христиане удалились из города, а когда через несколько десятилетий община вернулась в Иерусалим она была уже другой и по своему этническому составу, и по значению в христианском мире.

Богослужебные тексты еще более сужают термин «церковь-мать», сводя его к Сионской горнице, в которой произошло снисхождение Святого Духа на апостолов. «Радуйся Сионе святый, мати Церквей, Божие жилище, ты бо приял еси первый, оставление грехов воскресением» (стихира на Господи воззвах, глас 8).

Соответственно все остальные христианские общины, которые возникли вследствие проповеди апостольской относились друг к другу как «церкви-сестры». Указания на это можно найтии в Новом Завете, например апостол Иоанн Богослов так выражается о двух христианских общинах: «Приветствуют тебя дети сестры твоей избранной. Аминь» (2 Ин. 13). В более поздние века с распространением Церкви в мире, с возникновением епископских округов, митрополий, а в дальнейшем и патриархатов эти термины начинают менять свое исконное значение. Христианская община в более крупном городе, которая занималась миссионерской работой в близлежащих селениях и основывала там общины, становилась по отношению к ним как бы церковью-матерью, а эти общины между собой становились, опять-таки, как бы церквами-сестрами. Междометие «как бы» здесь употреблено неспроста, потому что в сознании христиан того времени все эти межобщинные отношения, «церковь-мать, сестра, дочь» и так далее не имели большого значения, гораздо более важными были иные факторы.

Воплощение единства и критерий истинности

Если задаться вопросом кто или что были в древней Церкви наибольшим авторитетом, критерием правильности веры и судией в последней инстанции, то ответить на него можно так – это Дух Святой, сошедший в Сионской горнице. Ни Иерусалимская община, ни кто-либо из апостолов по отдельности, ни тем более римская или иная поместная Церковь не являлись мерилом всего. Только Святой Дух, действующий в христианах. Совершенно неважным было то, от кого именно общины в разных городах принимали благовестие, какой апостол или иной проповедник основывал общину. Если Дух Святой сходил на новообращенных христиан, они становились общиной ничем не уступающей любой другой.

Ни Иерусалимская община, ни кто-либо из апостолов по отдельности, ни тем более римская или иная поместная Церковь не являлись мерилом всего. Только Святой Дух, действующий в христианах.

Об этом со всей ясностью говорит святой апостол Павел: «Кто Павел? кто Аполлос? Они только служители, через которых вы уверовали, и притом поскольку каждому дал Господь. Я насадил, Аполлос поливал, но возрастил Бог; посему и насаждающий и поливающий есть ничто, а все Бог возращающий» (1 Кор. 3:5-7). О себе самом апостол говорит, что после своего обращения он не обращался к апостолам, чтобы те его научили христианской вере или уполномочили его на проповедь, он сразу стал проповедовать Христа. «Когда же Бог, избравший меня от утробы матери моей и призвавший благодатью Своею, благоволил открыть во мне Сына Своего, чтобы я благовествовал Его язычникам, – я не стал тогда же советоваться с плотью и кровью, и не пошел в Иерусалим к предшествовавшим мне Апостолам, а пошел в Аравию и опять возвратился в Дамаск» (Гал. 1:15-17).

Более того, когда святой апостол Петр сделал нечто, заслуживающее порицания (с точки зрения апостола Павла), он не постеснялся критиковать его. «Когда же Петр пришел в Антиохию, то я лично противостал ему, потому что он подвергался нареканию. Ибо, до прибытия некоторых от Иакова, ел вместе с язычниками; а когда те пришли, стал таиться и устраняться, опасаясь обрезанных. Вместе с ним лицемерили и прочие Иудеи, так что даже Варнава был увлечен их лицемерием. Но когда я увидел, что они не прямо поступают по истине Евангельской, то сказал Петру при всех: если ты, будучи Иудеем, живешь по‐язычески, а не по‐иудейски, то для чего язычников принуждаешь жить по‐иудейски?» (Гал. 2:11-14).

Также и о себе апостол Павел говорит, что не он как личность имеет авторитет, а Святой Дух, живущий в нем. «Но благодатию Божиею есмь то, что есмь; и благодать Его во мне не была тщетна, но я более всех их потрудился: не я, впрочем, а благодать Божия, которая со мною» (1 Кор. 15:10).

Последующие церковные памятники подтверждают такое отношение к вопросу, кто является критерием истинности. Это Святой Дух, который являл себя в исповедании людьми единой истинной веры во Христа. Все общины, которые держались этой веры, являлись апостольскими, независимо от того, кто их основал в историческом смысле. Например, древний христианский писатель Тертуллиан говорит, что кто не может «отнести свое основание к какому-то апостолу или мужу апостольскому, но возникли много позже, как и тех, которые возникают ежедневно, (скажем), что все они споспешествуют в общей вере и из-за единокровности считаются апостольскими».

То, что Господь Иисус Христос устроил свою Церковь без наличия какого-то видимого авторитета или органа, обладающего наивысшей властью, свидетельствует одно интересное обстоятельство, на которое не многие обращают внимание. Прежде чем его объяснить, обратимся к одной известной Афонской легенде о «невидимых старцах». Легенда гласит, что на Афонской горе живут 12 монахов, которые непрестанно творят Иисусову молитву, которая и составляет их единственную пищу. Эти монахи являются стражами Афона и самыми совершенными подвижниками. Когда один из них умирает, на его место заступает кто-то из насельников Святой Горы и таким образом число 12 остается неизменным.

Идея устроить Церковь с видимым авторитетным органом напрашивается сама собой: на место каждого, отошедшего в мир иной апостола из числа 12-ти, избирать следующего. Тем более, что прецедент имел место: на место Иуды был по жребию избран Матфий. Однако Бог устроил Церковь иначе. Протопресвитер Иоанн Мейендорф пишет: «Как “коллегия” Двенадцать исторически перестают существовать после смерти Иакова, а вскоре исчезнут и все ее члены. Задача общины будет затем состоять в сохранении апостольского свидетельства в его первоначальной чистоте и в продолжении – без живых апостолов – их миссионерского и пастырского служения».

Мысль, что каждая община, каждый епископ, каждая (в последствии) поместная Церковь не может просто унаследовать духовные дары от предшественников, а должна своей собственной верой и подвижнической жизнью подтверждать свой авторитет, была доминирующей в древней Церкви. Хотя весьма рано появляются желающие утвердить свое превосходство апостольским происхождением или административным значением самого города. Наиболее заметно эта точка зрения проявлялась у римских епископов, которые очень рано начинают заявлять о своих исключительных привилегиях, основывая свои претензии на происхождении римской Церкви от апостола Петра.

Весьма рано появляются желающие утвердить свое превосходство апостольским происхождением или административным значением самого города. Наиболее заметно эта точка зрения проявлялась у римских епископов.

Не вдаваясь в подробности скажем, что, во-первых, сам апостол Петр никогда не имел особых полномочий среди других апостолов, во-вторых, не был римским епископом, а в-третьих, исторически более вероятным является утверждение, что римскую христианскую общину основал апостол Павел. Но (что существенно) даже если и принять вышеуказанные предположения, то все равно последующие римские епископы не наследовали автоматически ни авторитета апостола, ни его духовных дарований. Об этом писал еще в III веке Тертуллиан: «А по поводу твоего приговора я спрошу, откуда ты взял такое право в решении церковных дел? Кто ты, что ниспровергаешь и изменяешь самоочевидное намерение Господа, который передал это лично (personaliter) Петру? На тебе, сказал, созижду Церковь Мою, и дам тебе ключи, а не Церкви, и которых ты разрешишь или свяжешь, а не которых разрешат или свяжут». Церковный историк В. В. Болотов комментирует эти слова так: «Таким образом, допуская, что ап. Петр занимал в кругу апостолов чрезвычайное положение, нельзя отсюда выводить преимуществ Римской Церкви, так как со смертью Петра эти преимущества, как думает Тертуллиан, и окончились». Подобные мысли можно встретить у многих восточных святителей, которые категорически протестовали против притязаний римского епископа на главенство в Церкви.

Нетрудно заметить, что в наши дни происходит то же самое. Константинопольский патриарх Варфоломей и многие (если не все) константинопольские иерархи обосновывают правоту своих действий, как и в целом претензии на исключительную роль в Церкви, тем, что Константинопольская Церковь основана апостолом Андреем Первозванным (утверждение, появляющееся только в IV веке и исторически не доказанное) и что она является «церковью-матерью» для всех остальных. При этом по логике фанариотов, второстепенными являются такие факторы как соблюдение канонов Церкви, твердость в исповедании веры, личное благочестие и принципиальность. Фанариоты пытаются всех убедить в том, что правота всех их решений обусловлена историческим значением константинопольской Церкви тысячелетней давности, а не собственно религиозными факторами.

Фанариоты пытаются всех убедить в том, что правота всех их решений обусловлена историческим значением константинопольской Церкви тысячелетней давности, а не собственно религиозными факторами.

Употребление термина «церкви-сестры» сегодня

Следует отметить, что еще в конце первого тысячелетия термины «церковь-мать» и «церковь-сестра» употреблялись в полемике между римским епископом и восточными патриархами. Спор сводился к положению римской Церкви по отношению к другим Поместным Церквям: она им «мать» или «сестра»? Этот спор продолжался по инерции и несколько столетий после официального отпадения римской Церкви в 1054 г. В это время в сознании христиан еще не утвердилась мысль о том, что отпадение это окончательное. Большинство восточных иерархов полагали, что можно уврачевать этот раскол и вернуться к былому единству. И только после жестокого захвата и разрушения Константинополя крестоносцами в 1204 г. и установления в Византии латинского государства с латинской церковной иерархией стало очевидным, что между католиками и православными пролегла пропасть. С этого времени и вплоть до XX века сложно обнаружить употребление термина «церкви-сестры» православными или католическим богословами, который бы подразумевал под этим термином Православие и католичество.

В XX веке термин «церкви-сестры» впервые употребил известный экуменист и ставленник американского президента Г. Трумэна, Константинопольский патриарх Афинагор в письме кардиналу Августину Беа в 1962 г. Ответные послания папы Иоанна XXIII также содержали этот термин. Эта переписка была вскоре опубликована Фанаром. Публикация так и называлась: «Две сестры». А через два года, в 1964 г. состоялся Второй Ватиканский собор, на котором была утверждена политика открытости и приспособленчества католицизма к текущим условиям жизни. На этом соборе победила партия либералов, что широко открыло двери реформированию католического богослужения, морального учения и других сфер церковной жизни, а также экуменизму прежде всего с Православием, а затем и другими христианскими деноминациями и не только. Так в декрете этого Собора «Unitatis Redintegratio» («Восстановление единства») было сказано: «…среди восточных церквей преобладало и продолжает преобладать страстное желание навсегда сохранить общность веры и милосердия, которая свойственна местным Церквям, как сестрам».

В XX веке термин «церкви-сестры» впервые употребил известный экуменист Константинопольский патриарх Афинагор в письме кардиналу Августину Беа в 1962 г. Ответные послания папы Иоанна XXIII также содержали этот термин.

После этого термин «церкви-сестры» стал упоминаться регулярно как в Константинопольском патриархате, так и в Ватикане, в рамках экуменических усилий обеих сторон. О том, что этот термин служит делу экуменизма, сказано в папской энциклике «Ut unum sint» (1995 г.): «Совсем недавно международная комиссия сделала важный шаг вперед в вопросе о том, каков должен быть метод, применяемый для восстановления полного общения между Католической и Православной Церквами. Комиссия положила в основание позитивного решения этой проблемы доктрину Церквей-сестер».

Однако в 2000 г. группой ватиканских кардиналов, сторонников консервативной точки зрения, была предпринята попытка отстоять исконное католическое позиционирование себя как единственной «церкви-матери» для всех остальных христиан, к каким бы конфессиям они ни относились. В июне 2000 г. Конгрегация по вопросам вероучения под руководством кардинала Йозефа Ратцингера (будущего папы Бенедикта XVI) составила документ «Нота о выражении «Церкви-сестры», в котором проводится глубокий исторический и богословский анализ термина «церкви-сестры» и выводится утверждение, что употребление этого термина должно быть сведено к минимуму, а лучше прекратиться вовсе, поскольку Ватикан является не «сестрой», а «матерью» для всех остальных.

«В действительности, в истинном значении этого слова, «Церквями-сестрами» являются лишь местные Церкви (или группы местных Церквей, примером чему служат Патриархаты или Митрополии) между собой. Если выражение «Церкви-сестры» будет использоваться именно в этом истинном смысле, то всегда будет присутствовать ясность, что Святая Католическая Апостольская Церковь является не сестрой, но матерью всех местных Церквей», – говорится в документе. Сама «Нота» изначально предназначалась сугубо для внутреннего пользования и не публиковалась официально, но со временем стала доступной для ознакомления.

Как известно, консервативно настроенный папа Бенедикт XVI был вынужден отречься от престола, а на его место был поставлен либерал Франциск, при котором дело объединения Ватикана с Фанаром стало продвигаться семимильными шагами.

Православное понимание ситуации

В 2008 г. на Архиерейском соборе Русской Православной Церкви был принят документ «Основные принципы отношения Русской Православной Церкви к инославию», в котором была отвергнута экуменическая теория «церквей-сестер» и утверждена тождественность Церкви Христовой и Православной Церкви.

«Православная Церковь есть истинная Церковь Христова, созданная Самим Господом и Спасителем нашим, Церковь утвержденная и исполняемая Духом Святым, Церковь, о которой Сам Спаситель сказал: «Создам Церковь Мою, и врата ада не одолеют ее» (Мф. 16, 18). Она есть Единая, Святая, Соборная (Кафолическая) и Апостольская Церковь, хранительница и подательница Святых Таинств во всем мире, «столп и утверждение истины» (1 Тим. 3, 15)» (П. 1.1.).

В 2008 г. на Архиерейском соборе РПЦ была отвергнута экуменическая теория «церквей-сестер» и утверждена тождественность Церкви Христовой и Православной Церкви.

Все иные христианские деноминации возникли в результате отпадения от Православной Церкви: «На протяжении христианской истории от единства с Православной Церковью отделялись не только индивидуальные христиане, но и целые христианские сообщества. Некоторые из них исчезли в ходе истории, другие же сохранились на протяжении веков. Наиболее существенные разделения первого тысячелетия, сохранившиеся до сего дня, произошли после неприятия частью христианских общин решений III и IV Вселенских Соборов, в результате в отделенном состоянии оказались существующие доныне Ассирийская Церковь Востока, дохалкидонские Церкви – Коптская, Армянская, Сиро-Яковитская, Эфиопская, Малабарская. Во II тысячелетии за отделением Римской Церкви последовали внутренние разделения западного христианства, связанные с Реформацией и приведшие к непрекращающемуся процессу образованию множества христианских деноминаций, не находящихся в общении с Римским престолом. Возникали также отделения от единства с Поместными Православными Церквами, в том числе с Русской Православной Церковью» (П. 1.13.).

Причинами этих отпадений названы ереси и заблуждения: «Заблуждения и ереси являются следствием эгоистического самоутверждения и обособления. Всякий раскол или схизма приводят к той или иной мере отпадения от Полноты церковной. Разделение, даже если оно происходит по причинам не вероучительного характера, есть нарушение учения о Церкви и в конечном итоге приводит к искажениям в вере» (П. 1.14.).

Говоря о том, что Православная Церковь должна делать все для того, чтобы восстановить единство всех конфессий, называющих себя христианскими, документ РПЦ отвергает всякие компромиссы: «Но, признавая необходимость восстановления нарушенного христианского единства, Православная Церковь утверждает, что подлинное единство возможно лишь в лоне Единой Святой Соборной и Апостольской Церкви. Все иные «модели» единства представляются неприемлемыми» (П. 2.3.). Далее в соответствующем разделе приводится описание этих моделей и еще раз говорится, что Православная Церковь их отвергает.

И что весьма важно, документ говорит об исключительности Православной Церкви как корабля спасения: «Православная Церковь устами святых отцов утверждает, что спасение может быть обретено лишь в Церкви Христовой» (П. 1.15.).

Однако если мы обратимся к аналогичному документу Критского Собора 2016 г., который был организован Константинопольским патриархатом и не приобрел статус всеправославного по причине отсутствия на нем четырех самых многочисленных Поместных Церквей, то мы увидим, что там нет такой четкости и однозначности в определении Церкви, зато есть предпосылки для дальнейшего продвижения по пути экуменизма прежде всего с католичеством. Документ этот называется: «Отношения православной Церкви с остальным христианским миром» и в первом своем параграфе он утверждает: «Православная Церковь, будучи Единой, Святой Соборной и Апостольской Церковью, в глубоком церковном самосознании твердо верит, что занимает главное место в деле продвижения христианского единства в современном мире». Далее практически в каждом параграфе говорится о том, что нужно всеми силами стремиться к единству и что Православная Церковь ведет по этому поводу «современные двусторонние богословские диалоги» и не только двусторонние. В документе Критского Собора нет упоминания о том, что только Православная Церковь является Церковью Христовой, нет упоминания о том, что все отделившиеся от нее части должны вернутся через покаяние в своих заблуждениях и нет отвержения тех компромиссных «моделей» единства, которые отвергла в своем документе РПЦ.

В документе Критского Собора есть указание, что не только Православие, но и иные христианские деноминации могут называться термином «церкви».

Но есть указание на то, что не только Православие, но и иные христианские деноминации могут называться термином «церкви». Так п.6 Критского документа гласит: «Единство, которым обладает Церковь по своей онтологической природе, не может быть нарушено. Тем не менее Православная Церковь признает историческое наименование других не находящихся в общении с ней инославных христианских церквей и конфессий, и в то же время верит, что ее отношения с ними должны строиться на скорейшем и более объективном уяснении ими всей экклезиологической тематики, особенно в области учения о таинствах, благодати, священстве и апостольском преемстве в целом». Но ведь «уяснение тематики» и «покаяние» – это, как говорят в Одессе, две большие разницы.

Против этого пункта, как и против всей экуменической идеологии Критского документа, еще на стадии его подготовки протестовали видные иерархи, в том числе и из греческих Церквей. Так, известный проповедник и миссионер митрополит Лимассольский Афанасий обратился с посланием к Священному Синоду Кипрской Церкви, в котором заявил: «Полагаю, что приписывание названия «Церковь» еретическим или раскольническим сообществам является абсолютно не правильным и богословски, и догматически, и канонически, потому что есть одна Церковь Христова». Также он заявил, что «в тексте совсем не упоминается о том, что единственный путь, который ведёт к единству с Церковью, – это путь возвращения еретиков и раскольников через покаяние в лоно Единой, Святой, Соборной и Апостольской Церкви, которой, как отмечено в пункте 1, является наша Православная Церковь».

Владыка не ограничился критикой подготавливаемого документа, а предложил свои варианты некоторых формулировок: «К пункту № 4 я делаю следующее замечание: я верю, что “Православная Церковь, непрестанно молясь «о соединении всех»”, имеет в виду возвращение и наше единство со всеми теми, кто отсёк себя и удалился от неё, – еретиков и раскольников, которые уходят из неё и возвращаются через покаяние. Православная Церковь Христова никогда не разрушала “соединение веры и причастие Святого Духа” и не принимает теорию восстановления единства “верующих во Христа”, так как верит, что единство верующих во Христа уже существует в единстве всех крещённых её чад между собой и со Христом в нашей истинной вере, которой нет у еретиков и раскольников. И поэтому Церковь молится о покаянии и возвращении их в Православие».

Однако Критский Собор не счел нужным принять предложения митрополита Афанасия, что свидетельствует о его в целом экуменической направленности, так то и задумывалось его организатором – Константинопольским патриархатом.

Для сохранения чистоты Православной Веры жизненно важным является отказ от политики экуменизма, а следовательно, и от экуменистической теории «церквей-сестер» по отношению к различным христианским деноминациям.

Выводы

Во-первых, для сохранения чистоты Православной Веры жизненно важным является отказ от политики экуменизма, а, следовательно, и от экуменистической теории «церквей-сестер» по отношению к различным христианским деноминациям. Возможно, этот термин допустимо употреблять по отношению к Поместным Православным Церквям в их отношениях между собой, но лучше вообще отказаться от его употребления, так как он носит явно выраженную экуменическую окраску.

А во-вторых, выяснение отношений между Поместными Православными Церквями, а тем более между инославными деноминациями, попытки обозначить эти отношения в терминах «мать» «сестра» и так далее – это тупиковый путь. Гораздо боле целесообразным как для каждой Поместной Церкви, так и для каждой христианской общины (впрочем, и для каждого христианина также) является приближение к Богу путем верности православным догматам, исполнения заповедей Божиих, духовного делания, заповеданного святыми отцами. И тогда гармонические отношения между поместными Церквями станут налаживаться сами собой, а инославные общины неминуемо придут к мысли о необходимости покаяния и возвращения в лоно Церкви.