Кормчий. Памяти священномученика Владимира (Богоявленского)
7 февраля (25 января) Церковь празднует память священномученика Владимира (Богоявленского), митрополита Киевского и Галицкого.
Митрополит Владимир был первым иерархом, пострадавшим в начале гонений на Церковь в ХХ столетии.
В 1888 году, в день после хиротонии во епископа, владыка Владимир вышел вместе с известным тогда славянофилом, глубоко интересовавшимся церковными вопросами, генералом Киреевым, который спросил его: «Сколько вам лет, Владыко?» – «Сорок», – ответил епископ. «Ах, много ужасного увидите вы в жизни Церкви, – и генерал глубоко задумался, вздохнул и прибавил, – если проживете еще хоть двадцать пять лет».
Внимательный ко всему серьезному, Владыка всю жизнь помнил эти слова и особенно остро вспоминал их тогда, когда церковный корабль вошел в бурные потоки смутного времени, тем более что не простым гребцом он был на этом корабле, а кормчим трех главных епархий – Московской, Санкт-Петербургской и Киевской.
Митрополит Владимир (в миру Василий Никифорович Богоявленский) родился в 1848 году в Тамбовской губернии, в 1874-м окончил Киевскую Духовную академию, в 1882-м был рукоположен во священника, в 1886-м – пострижен в монашество с именем Владимир и возведен в сан архимандрита, в 1888 г. – хиротонисан во епископа Старорусского, викария Новгородской епархии, в 1891 г. – назначен на Самарскую кафедру, в 1892 г. – экзархом Грузии с возведением в сан архиепископа, в 1898 г. – на Московскую кафедру с возведением в сан митрополита, в 1912 г. – митрополитом Санкт-Петербургским и Ладожским, в 1915 г. – митрополитом Киевским.
На всяком месте, где ему пришлось служить, Владыка делал все возможное для просвещения паствы, учреждал церковно-приходские школы, открывал монастыри, создавал благотворительные учреждения, первый шел на помощь народу при различных бедствиях, как, например, во время голода в Самарской губернии, где он стал заниматься организацией столовых для бедноты и для детей в школах. При вспышке эпидемии холеры, когда бедствие привело народ на край бунта, и гражданская власть растерялась, не зная, что предпринять, он первый вышел к народу и призвал его к благоразумию и молитве, первый обошел холерные бараки, предложив здоровым в наступивший для всех трудный час евангельски послужить больным. В Москве им была введена и оживлена церковная проповедь, заведены особые религиозно-просветительские и назидательные чтения для народа, для детей улицы, для учащихся низших и средних школ, специальные чтения для фабричных рабочих в народных домах и публичные богословские чтения для интеллигенции; он открыл ежегодные епархиальные миссионерские курсы для духовенства, учредил Златоустовский религиозно-философский кружок учащихся и Женские богословские курсы. В аудитории Императорского исторического музея на Красной площади им были открыты общеобразовательные курсы для рабочих города Москвы.
И, наконец, он явился выдающимся деятелем на поприще борьбы с народным пьянством, будучи сам абсолютным трезвенником. Трудно и перечислить все дела и поприща, на которых трудился и подвизался праведный митрополит. Но было по месту, им занимаемому, еще одно – неисполненное.
Управление российским церковным кораблем было к началу ХХ столетия расстроено, и хороши ли были отдельные кормчие или они были из рук вон плохи – каждый из них от Господа получал и свою награду, и свое наказание, в то время как весь корабль со всеми своими кормчими и пассажирами давно устремился на рифы. Слишком долго корабль церковный был прикован к кораблю государственному, который и сам не был прочен, получив значительную пробоину при императоре Петре I. Вода, начавшая поступать через пробоину, пробитую Петром, в конце концов затопила все отсеки государственного корабля, и после 1905 года, когда монархия в значительной степени самоупразднилась и оказалась в командирской рубке вместе со своими убийцами, этот корабль можно было считать затонувшим – оставалась лишь видимость государственной жизни и плавания.
И если существовала какая-то историческая задача у первенствующих членов Синода – а им был в начале ХХ века и митрополит Владимир, – то она в первую очередь заключалась в том, чтобы освободиться от тянущей на дно цепи противоканонического церковного управления – в этом был их исторический долг перед Церковью и земным Отечеством, чтобы, хотя бы и лично жертвуя всем, настоять на созыве Поместного Собора Русской Православной Церкви, на восстановлении канонического церковного строя в лице Патриарха, дав возможность православному русскому народу объединиться вокруг своего духовного центра в единственной организации, которую он сохранил сквозь века. В этом было истинное призвание первенствующих в Синоде иерархов, правивших перед революцией. Этого не могли осуществить ни миряне, ни духовенство, ни епархиальные архиереи. Однако никто из первоиерархов не захотел быть подобным Патриарху Ермогену. И тогда Господь заставил силою принуждения если и не обрести необходимое для совершения Его дела мужество, то по крайней мере перенести Его страдания — и таким путем, через пролитие крови, войти в Царство Небесное.
Митрополит Владимир был арестован 25 января 1918 года, на второй день после захвата большевиками Киево-Печерской лавры, и в этот же день жестоко убит. Ему было посвящено 85-е деяние Поместного Собора Русской Православной Церкви.
Многие из членов Поместного Собора спрашивали себя тогда, за что убит проживший праведную жизнь митрополит Владимир, им была непонятна его смерть; живя долго в условиях мира, они тогда еще не понимали, что можно быть убитым как раз из-за праведной жизни. Есть грехи личные, есть сделанное доброе, за что человеку может быть от Господа награда, и над этим митрополит Владимир трудился всю жизнь; а кроме того, есть еще и не сделанное – то, что человек мог сделать, занимая соответствующее положение, и в частности, митрополит Владимир мог все же сделать попытку восстановить каноническое управление в Русской Православной Церкви, инициировав созыв Поместного Собора еще до крушения государства в 1917 году.
У каждой исторической эпохи есть своя мера и свои условия, при которых становится возможным исполнить свое призвание на занимаемом месте. Для начала ХХ века этой мерой стало исповедничество перед номинально православной властью и враждебным, безбожным обществом. Господь принял праведную жизнь митрополита Владимира, и за праведную жизнь простил и покрыл любовью все упущенное, должное, но не сделанное, и, пожелав его близости Себе, даровал ему как величайшую награду мученический венец и белые одежды.
После завершившихся гонений на Русскую Православную Церковь Архиерейский Собор в 1992 году причислил священномученика Владимира к лику святых, а 20 июля того же года были обретены мощи священномученика, которые были положены рядом с мощами преподобных в Дальних пещерах Киево-Печерской Лавры.
Цитата:
«Великое несчастие нашего времени более всего в том, что считают высшим достоинством быть либеральным в отношении вопросов веры и нравственности. Многие находят особенную заслугу в том, чтобы вселить в души русских людей такое либеральное отношение к вере и нравственности… Они в свое оправдание приводят как будто бы заслуживающие внимания доводы. Они говорят: всякий человек может судить о религиозных вопросах со своей точки зрения и свободно высказывать свои убеждения, каковы бы они ни были, — это дело его совести, должно уважать религиозное убеждение каждого человека. Против свободы веры и совести никто не возражает. Но не нужно забывать, что христианская вера не есть человеческое измышление, а Божественные глаголы, и не может она изменяться сообразно с человеческими понятиями, и если человеческие убеждения стоят в противоречии с Божественными истинами, то разумно ли придавать какое-либо значение этим убеждениям, считать их правильными и руководствоваться ими в жизни? Мы, конечно, должны терпеть и несогласных с нами и даже явно заблуждающихся, относиться к ним снисходительно, но от заблуждений их должны отвращаться и с заблуждениями бороться и доказывать их несостоятельность. Это должны считать своим долгом и пастыри Христианской Церкви, и истинные последователи Христова учения…».
Священномученик Владимир, митрополит Киевский. Из последнего обращения к киевской пастве в 1917 году.
