Профессор КДА Алексей Добош: идея унии зиждется на насилии
Еще не успели высохнуть чернила на подписанной Папой Римским и Патриархом Московским декларации, которой Православная и Католическая Церкви призывались к братскому сосуществованию, как малоизвестное для широкой общественности событие – 70-летие Львовского собора 8-10 марта 1946 – обнажило очередной аспект противоречий: украинские греко-католики обвиняют православных в пособничестве советской власти в деле уничтожения УГКЦ вплоть до призывов, например, епископа Венедикта (Алексейчука), чтобы РПЦ осудила Львовский собор как метод униатства. Почему Московский Патриархат и Римская Церковь могут найти общий язык, а в Украине православные и греко-католики уже много веков находятся в состоянии латентного конфликта, который при малейших раздражителях перерастает в открытое противостояние? – С таким вопросом мы обратились к профессору священнику Алексею Добошу, ведущему специалисту Киевской Духовной Академии в области исследований православно-католических отношений в Украине.
А. Д.: Кроме богословских разногласий, конфликтная напряженность между Украинской Православной Церковью (УПЦ) и Украинской Греко-Католической Церковью (УГКЦ), по моему мнению, обусловлена двумя проблемами – это способ создания и становления Брестской унии и определенный аспект общественно-церковной деятельности современной УГКЦ.
Религиозная община, которая сегодня носит величественное название "Украинская Греко-Католическая Церковь" и с непомерными амбициями претендует на всеукраинское мессианство, вошла в украинскую историю в 1596 году под несравнимо более скромным и абсолютно безликим определением – уния (unia), что в переводе с латинского означает "объединение". Под таким, я бы сказал, сугубо техническим определением это сообщество пребывало вплоть до конца XVIII в., когда австрийские императоры придумали ему название "греко-католическая". Кто с кем объединялся, что в результате получилось, как это "объединение" внедрялось в жизнь народа – на этой экклезиально-исторической базе и формируется основная проблематика отношений.
Корр.: Тогда будем рассматривать по порядку: кто создавал унию?
А. Д.: Полный ответ на этот вопрос содержит уже титульный лист фундаментального исследования «Unija Brzeska». Автор, католический епископ Эдвард Лыковский, главный польский исследователь истории Брестской унии свой труд посвятил... памяти короля Сигизмунда III, великого канцлера коронного Яна Замойского, кардинала Бернарда Мациевского, митрополита Ипатия Потия и епископа Кирилла Терлецкого – главных создателей Брестской унии.
Кор.: Как создавалась уния?
А. Д.: Если верить в сказку об "извечном" стремлении украинского православного народа к римскому престолу, то вполне логично было бы найти в своей истории общенародные форумы, общепредставительские соборы, которые это стремление выражали и вводили бы в рамки канонических процессов. Ничего этого и в помине не было. По одной простой причине: уния создавалась НЕ соборным выражением каких-либо стремлений или воли народа, а закулисными интригами.
В условиях полной секретности Бернард Мациевский и иезуиты, с одной стороны, целенаправленно склоняли православных иерархов к унии еще с 1588, а с другой – плели изящные великосветские интриги, в результате которых иезуитский ставленник Ипатий Потий и Михаил Рогоза заняли главные места в украинской православной иерархии. Стараниями этих двух деятелей уже с 1590 сформировалось ядро инициаторов будущей унии. Четверо иерархов-вероотступников в условиях абсолютной секретности еще 24 июня 1590 года (под прикрытием действующего православного собора в Бресте!) подписали первый акт о готовности принять унию. С тех пор на протяжении пяти лет шли торги: епископы-ренегаты требовали привилегий и гарантий, Папа Римский подталкивал, король обещал и всячески способствовал, а иезуиты всем процессом умело дирижировали. Епископ Кирилл Терлецкий и Ипатий Потий 25-го ноября 1595 года прибыли в Рим. Там 25 декабря (по новому стилю) 1595 года – в зале Константина в Ватикане – они подчинили Киевскую Митрополию Папе Римскому (Клименту VIII), несмотря на то, что не собор Киевской митрополии, а только группа заговорщиков завершила акт этой унии.
Событие, в истории известное под названием "Брестская Уния", заключалась не в факте соборного решения об объединении с Католической Церковью, а только в произнесении того акта унии, который уже был завершен епископами-ренегатами в Риме 25 декабря 1595 года.
Корр.: Что получилось в результате?
А. Д.: 9-го октября 1596 года уния стала свершившимся фактом.
Что она собой увенчала (или начала), чем явилась на самом деле – лучший ответ на этот вопрос дает определение Папского института церковных наук: "Сообщество, образованное в результате слияния части Православной Церкви с Римско-Католической в рамках польско-литовского государства, определилась как отдельная униатская Церковь. Концепция унии базировалась на:
-
направленных на Россию миссионерских идеях Рима;
-
одной из версий западной политики Польши;
-
прокатолических симпатиях и домогательствах некоторых православных иерархов. Причем для православных епископов, принявших унию, главным фактором этого шага была надежда на подъем своего статуса до уровня католических епископов... Образованная в значительной степени по причинам внецерковным, Брестская уния оказалась делом безнадежным” (Cywiński B. Korzenie tożsamości. Rzym. Papieski Instytut Studiów Kościelnych. 1992, s. 50-51.).
-
С этим выводом, к слову, вынуждена согласиться и хвалено-безликая толерантность государственной историографии. Господин профессор Яроцкий констатирует: “Те, кто стояли у истоков унии, вводя ее разными методами, надеялись, что постепенно окончательно ополячат и окатоличат галицких русинов, как и все население Украины и Белоруссии” (Четыре столетия Брестской унии. Вече, 1996 г. Ноябрь. – С. 110)
Корр.: Как внедрялась уния?
А. Д.: Сегодня, когда уния выступает в роли едва ли не самого главного «благодетеля» украинской нации, процесс ее внедрения пытаются деликатно умолчать. На все попытки Церкви осветить историческую и экклезиологическую правду, нас обвиняют в узкоконфессиональном обскурантизме. Поэтому всем сегодняшним прирученным горе-патриотам следует знать правду об унии из первых уст – от отца украинской историографии профессора Владимира Антоновича, посвятившему этой проблеме фундаментальную монографию "Что принесла уния Украине". Для примера приведем лишь один отрывок:
«33. Как польские помещики внедряли унию. Каждому православному, особенно духовному лицу, ежеминутно грозила опасность нечеловеческих обид и оскорблений. Встречался польский шляхтич с священником на рынке в городе, он под первым попавшимся поводом, или даже без него, начинал ссору и бил публично...
Как увидит шляхтич, что священник разговаривает с селянами, кидался на него, валил на землю, бил каблуками и тростью, вырывал ему волосы...
Вот для примера несколько подробных рассказов. В селе Врублевцах у Каменца, польский помещик Кобельский ... подвыпив вытащил священника на улицу, и, сидя на коне, схватил его за одежду и потащил в деревню. Здесь он вырвал ему бороду, пробовал отрубить ее саблей, ранил и побил самого священника и его жену...
В селе Скородная на Полесье, поляк помещик Прушинский долго преследовал приходского священника своего села, – Иосифа Загоровского, заставляя его отправлять в церкви по униатскому ритуалу. Когда тот упорно сопротивлялся, господин несколько раз пытал его страшно перед церковью, а в конце прогнал из села, забрав все имущество ...
В селе Ласки, в окрестностях Овруча, солдаты бронированного отдела выбежали с оружием в дом священника и начали его пытать. Спасаясь от них, священник искал пристанища в церкви, но солдаты пошли за ним и около алтаря разрубили ему голову ... (ст. 45 – 49. Цитируется по: Антонович В. Що принесла унія Україні. Вінніпег, 1991. В цитате сохранена орфография оригинала).
На основании вышеприведенной экклезиально-исторической платформы, которая будет предопределять собой формирование отношений к порожденной Брестским собором 1596 унии, можно сформировать следующим образом:
-
во-первых, никакого внутреннего стремления украинского народа в к единению с Римом, ни факта, ни процесса такого единения не было;
-
во-вторых, униатские интриги украинских епископов-ренегатов были всего-навсего выражением их личных корыстных притязаний и бегством от страшных реалий;
-
в-третьих, унию создали внешние силы – Рим, иезуиты и польский король;
-
в-четвертых, поскольку уния создавалась не для того, чтобы служить делу спасения народа, а для того, чтобы душу этого народа подчинить тогдашним миссионерским идеям Рима и политике Речи Посполитой, в самой идее унии уже был заложен единственный механизм ее внедрения – насилие. Корыстные фантасмагорические униатские идеи превратились в адскую машину духовного порабощения украинского народа более чем на двести лет.
Корр.: Что Вы имели в виду, обозначая вторую проблему отношений православных с греко-католиками как определенный аспект общественно-церковной деятельности современной УГКЦ?
А. Д.: Второй букет проблем создают определенные аспекты общественно-церковной деятельности УГКЦ в современности, а точнее один из главных – прозелитизм. Под этим термином, в самом простом его значении, церковная история подразумевает насильственное либо обманное принуждение к переходу с одной конфессии в другую.
Уния начала свое становление в обществе не с пропаганды решений Брестского собора, а с королевского указа Сигизмунда III от 15 декабря 1596, которым государственная власть Речи Посполитой включалась в процесс ликвидации Украинского Православия. С этого не так уж и много получилось, поэтому через 100 лет – после измены митрополита Иосифа Шумлянского – с 1702 процесс насильственного перевода в унию православных Правобережной Украины включается второй раз. После третьего раздела Речи Посполитой, с 1795 г. Указами Екатерины II население Правобережья, насильно переведенное в унию, путем «содействия государственной власти» возвращалось в Православие.
В 1945 г. советская власть начала процесс ликвидации УГКЦ, а с 1990 г. выход греко-католиков из подполья снова превратился в насильственный разгром трех православных епархий на территории Западной Украины. Сегодня наблюдаются лишь единичные случаи, когда на фоне определенных ярких событий политической жизни группа молодых позволяет себе приехать в галицкое село и терроризировать местного православного священника криками «убираться за Урал».
Зато примерно с 2000 г. включилась в действие другая составляющая греко-католического прозелитизма. В оборот запущена историческая байка, согласно которой греко-католические апологеты генеза унии возводят к... крещению Руси при св. Владимире: раз Русь приняла христианство еще до официального разделения 1054 – это само собой определяет признание русинами главенства Папы Римского. А дальше они ведут линию "исконного" стремления украинского народа к полному единению с Римом через все прокатолические перипетии украинской истории – Святополка Окаянного, Даниила Галицкого, митрополита Исидора, Иосифа Болгариновича – и логично завершают ее лобзанием папской туфли "вождями" Украинского Православия в конце XVI века.
Далее на этот псевдоисторический бред нанизывается идеология самоидентификации унии как основного фактора украинских народно-освободительных идей, с «высоты» которого Украинское Православие открывается «прислужником оккупантов» и «врагом народа», а УГКЦ – проводником национальной идеи. В силу определенных общественно-исторических причин все это масштабно провозглашается со сцены Майдана, вводится в школьные и вузовские учебники, пропагандируется средствами массовой информации и, вместе с экклезиологической свихнутостью под названием «церковь Владимирова крещения», составляет своеобразный филоуниатизм:
с одной стороны, таким обманом создаются условия, которые подталкивают категорию так называемых "пассивно верующих" к выбору именно греко-католицизма;
с другой – представители ведущих слоев общества перестают идентифицировать себя со Святой Русью и Православной Верой – это становится непопулярным и даже постыдным. Зато признаком современной интеллигентности становится осознание себя религиозно индифферентным космополитом с признанием превосходства «величия» и значимости греко-католицизма.
Корр. – Но все сказанное Вами по поводу идеологического прозелитизма может свидетельствовать об успехе общественного месседжа УГКЦ на фоне его провала в УПЦ?
А.Д.: Оно было бы таким свидетельством, если бы соответствовало действительности. На самом деле, униатская церковь ни в программных документах своего основания, ни в первые два века своей деятельности абсолютно никаким выразителем идей украинского национального самосознания НЕ являлась – и не могла быть, не для того ее создавали. Галицкие греко-католики отвоевывали себе место под солнцем в условиях напряженного противостояния польскому католицизму; до конца XIX в. использовали православную богослужебную литературу и служили на церковно-славянском языке; а сам Папа Римский в официальной документации к Первой мировой войне называл их русинами.
Известный историк Олег Турий вообще решился сделать уникальный смелый вывод: "Роль униатской церкви в формировании собственно украинского национального самосознания и развития украинского национального движения отнюдь не вытекала из внутренней сущности самой церкви как духовного института... и тем более, не была следствием ее собственного осмысленного желания такую роль играть... Конфессиональное разделение, возникшее в Киевской митрополии в результате заключения Брестской унии, хотя и привел к формированию современной украинской нации, однако именно отрицание, а не принятие унии было ее формирующим фактором ... " (Греко-Католицька Церква та українська національна ідентичність у Галичині// Людина і світ.- Жовтень 2001. – С.22). Громом среди ясного неба для всех польских и австрийских факторов было провозглашение Главной Русской Радой в 1848 национального единства с поднепровскими украинцами: «Мы, галицкие русины, принадлежим к великому русскому народу».
Низовые приходские структуры УГКЦ под давлением национально-религиозного гнета польских властей начали искать поддержки среди местных националистов с начала 1930-х годов, через четыре-пять лет, на базе создания единой ультраправой платформы с целью национально-религиозной борьбы за независимость, представители УГКЦ уже возглавляют верхние эшелоны ОУН, среди них – основатель и многолетний вождь ОУН Евгений Коновалец, его преемник, управляющий имениями митрополита Шептицкого Андрей Мельник, сын униатского священника села Угринов Степан Бандера, сын декана Скалатского района (Тернопольской области) Ярослав Стецько, вожак молодежной секции ОУН накануне войны, священник города Галича Иван Гранях и многие другие. Выразителем узких региональных народно-освободительных идей униатская церковь стала лишь во второй половине ХХ в. и то, благодаря внешним факторам; советские репрессии термины "национальный", "греко-католический" и "антисоветский" сделали, по сути дела, синонимами, а сумбурность перестройки деятельности УГКЦ поставила на одну платформу с деятельностью местных национальных сил.
Уния не была в своей четырехсотлетней истории ни источником, ни выразителем украинских национально-освободительных идей – она самоидентифицировалась с ними в ХХ в., и то, не в результате осмысленного желания, а благодаря внешним силам.
Самоидентификация унии с национально-освободительными факторами – это не выражение национальной идеи украинского народа, а всего лишь маргинальная идиллия очень неоднозначного покроя. УГКЦ не имеет никакого права ни ставить эти идиллии выше проповеди Евангелия, ни обманывать ними людей, ни делать их мерилом отношения, а точнее шельмования, Украинского Православия – так выглядит проблемность греко-католического прозелитизма в современных условиях, которую никоим образом нельзя расценивать в качестве успеха общественного месседжа.
Корр. Возможно не совсем по теме, но наиболее уязвимое в общественно-церковном плане, в чем сегодня масштабно обвиняют УПЦ: почему Украинская Православная Церковь и ее Предстоятель публично и официально не осудили тех, кто развязал и продолжает конфликт на Востоке Украины?
А. Д.: Прежде всего, по масштабности обвинений. Мы являемся свидетелями необъяснимой общественной странности, как вчерашние РЕЛИГИО-БОРЦЫ чудесным образом мгновенно трансформировались в сегодняшних РЕЛИГИО-ВЕДОВ. Воспринимать шумный самопиар вчерашних руководителей кафедр научного атеизма и их учеников в качестве экспертной оценки чьего-то «религиозного непатриотизма» является, по меньшей мере, несерьезно и некорректно. Право голоса в области религии имеет совсем другая категория – РЕЛИГИО-ИСПОЛНИТЕЛИ (Блаженны чистые сердцем, ибо они Бога узрят).
Теперь по сути вопроса. Я не наделен полномочиями выражать официальную позицию нашей Церкви, поэтому, в ответ на Ваш вопрос, могу выразить лишь свою точку зрения и попробую подать ее в своем профильно-научном русле.
Когда в противовес «скомпрометированной в пособничестве антинародным силам» УПЦ ставят какую мистифицировано-непорочную чистоту католицизма, то те, кто это делает, заведомо скрывает, а те, кто слушает, не знает реалий парадоксально-противоположного порядка. Например, государство Святой Престол (глава – Папа Римский) по сегодняшний день действует на основе конкордата от 11 февраля 1929, заключенного с... фашистским правительством Муссолини, еще пикантнее выглядит конкордат Святого Престола с самим Гитлером от 20 июля 1933 года.
И, без преувеличения, в катастрофической ситуации оказался Папа Пий XII в условиях Второй Мировой войны: католики-немцы не просто воевали, а программно и заклято уничтожали католиков-поляков – а Папа не осудил этот геноцид. На него вылили тысячекратно больше грязи, чем на Предстоятеля УПЦ сегодня – а Папа все равно молчал. И оказался прав в своем молчании, – если бы он осудил действия фашистской верхушки, то потерял бы главное: возможность духовной поддержки и духовного общения с десятками миллионов немецких католиков.
Сопоставляя с вышесказанным, я могу объяснить молчание нашего Предстоятеля в этом аспекте. Он поступает также, чтобы не потерять главного – духовного единения с верующими Донбасса, Луганщины и Крыма. Во всем остальном, не переступая барьера экклезиологического деструктивизма, наша Церковь однозначно поддерживает и целостность государства, и действия власти, и национальное достоинство украинского народа.
Корр.: Возвращаясь к началу нашего разговора: как все же Православная Церковь оценивает Львовский собор 1946?
А. Д.: Значение этого собора на основе его "Постановления" можно сформулировать так: Львовский собор 1946 пытался ликвидировать то, что создал Брестский собор 1596 года.
Почему для правильной оценки его действий недостаточно только вытаскивать "слезоточивые" воспоминания о "православно-коммунистическом насилии", необходимо сравнить исторические реалии обоих соборов, то есть: какие силы, каким образом и что именно создавали на Брестском соборе и, соответственно, кто, что и как разрушал на Львовском.
Период 1944 – 1950 гг. (в том числе Львовский собор) коренным образом отличался от времен Брестского собора 1596 именно соотношением действенных сил и целей. Если тогда Рим и лично Глава Католической Церкви Папа Климент VIII создавал унию с целью полного окатоличивания славян, используя для этого силу польского государства, то теперь коммунистический режим уничтожал унию как религиозную организацию, в значительной степени, обоснованно предъявляя ему обвинения в антисоветской деятельности и прикрываясь уничтоженной им же ранее Православной Церковью.
Отвечая на вызов епископа Венедикта (Алексейчука), я готов сам инициировать сбор подписей за то, чтобы Патриарх Московский осудил Львовский собор 1946, но только после того, как Папа Римский, в духе решений Гаванской Декларации, осудит не абстрактные методы униатства, а конкретное униатское порождение Брестского собора 1596 года.
