Эрос преподобной Марии Египетской

Ещё до того, как я пришёл к вере в Бога, две категории людей никогда не вызывали у меня ни тени осуждения. Это алкоголики и проститутки. Первых я жалел, потому что видел их несчастными и больными людьми. Вторые тоже вызывали у меня жалость ввиду того, что явно выбрали бизнес, в перспективе, убыточный. Работа явно опасная и для здоровья вредная. Проститутки, как показывает опыт немецких концлагерей (см. Роберт Зоммер «Das KZ-Bordell», «Бордель в концентрационном лагере»), «изнашиваются» очень быстро и нередко заболевают психически. Учитывая всю опасность болезней и криминала, я смотрю на эту древнюю профессию как на отчаянное безумие – по всей видимости, – или от дури, или от безысходности.

Память святой, которую Церковь почитает в это воскресение, не связана с проституцией как профессией. В житии Марии Египетской сказано, что ей доставлял удовольствие сам процесс блуда. Все знают, что произошло дальше. Касание Благодати – и бывшая блудница через подвиг жизни становиться величайшей святой. Связана ли её святость с прошлой блудной жизнью? Преподобный Иоанн Лествичник пишет: «Видел я нечистые души, которые до неистовства пылали плотскою любовию, но потом обратились к покаянию, и вкусивши вожделения, обратили вожделение своё ко Господу». О чём здесь говорит преподобный?

Дело в том, что наша человеческая природа облекает в любовь всю свою бездонную жажду жизни, которую имеют тело и душа. Мы жаждем жизни. Эта жажда, посеянная в нас, орошает малейшую складку нашего бытия. Она требует, чтобы мы стали одним целым с предлежащей сущностью мира, с красотой земли, с безграничностью моря, со сладостью плодов, благоуханием цветов. Одним телом с другим. Мы отчаянно жаждем этой связи, не умея и не зная, как её правильно осуществить. Мы умеем только овладевать, использовать, эксплуатировать, получать от этого удовольствие, и называем это ошибочно – любовью. Но любовь – это жертва, отдача, всецелое приношение себя.

Мы влюбляемся не только в личность другого, но и во всё, что имеет с ним какую бы то ни было связь. Во всё, что он делает и к чему прикасается, в музыку, которую он слушает, в дороги, по которым он ходит, в места, на которые мы смотрели вместе.

И если человек срывает цветок любви к Богу, то дрожь вожделения будет подстерегать его в каждой капле росы по весне, в снегу, который поглощает серые кружева рябины, в лазури летнего неба, в благоухании первого осеннего дождя. Каждая складка красоты и всё, сотворённое с мудростью и искусством, есть дар Его любовного порыва, преподнесённый тебе.

Мы называем святым того, кто безрассудно влюблён в каждое творение Бога. Даже в то, что для многих из нас есть фальшь: в пресмыкающихся, в хищников, в явных злодеев. «И от воспоминания о них его глаза источали слёзы… И он не мог выдерживать или слышать о какой-либо порче или печали, приключающейся с творением… И через это и о бессловесных… и о птицах, и о животных, и о демонах… и об естестве пресмыкающихся… и о всём творении… на всякое время приносил молитву со слезами» (Исаак Сирин). Любовь не имеет логики. Исходя из какой логики молится святой за пресмыкающихся и за демонов?

В Евангелии Церкви любящий человек идёт по пути жизни, а «религиозный» человек – по пути смерти. Картина различия между ними, данная в Евангельском Откровении, это противопоставление блудницы, которая омывает мирром ноги Христа, и религиозной среды, которая протестует против растраты мирра. Покаяние блудницы – действие откровенно любовное. Она покупает очень дорогое мирро, без экономии и меры, расточительно изливает его вместе с потоками слёз, чтобы омыть ноги Христа. Распускает свои волосы, чтобы ими отереть их. Таков порыв беззащитной любви.

Слепое «религиозное» окружение измеряет это действие мерой этической эффективности. «К чему сия трата мирра? Ибо можно было бы продать более, нежели за триста динариев, и раздать нищим». Если блудница любит расточительно и безрассудно, то её «религиозное» окружение измеряет логическую целесообразность действий и количество этической пользы.

«Религиозное» окружение не интересуют бедные. Их интересует милостыня, как действие, за которое они получат индивидуальную зарплату, заслуженную у Божественного Воздаятеля. Бог им нужен только как Воздаятель, для своего индивидуального оправдания. Поэтому немыслимо, чтобы у них появился порыв любви, который не вмещается в логику взаимообмена.

Блудница ничего не просит, не преследует цель обмена. Она просто приносит то, что имеет, и то, чем является. Она сделала всё, что могла. Смело и без страха, в порыве всецелого самоприношения, «ибо возлюбила много».

Молчание евангельской блудницы – есть разрушение закона, прихождение в негодность «религиозной» логики. Это молчание любви, которая говорит только с помощью того, что даёт, не заботясь о том, чтобы получить. Любовь рождается, когда для человека становится очевидной суетность взаимообмена, какая бывает в проституции.

Полнота Любовной наготы, предельное её истощание – обнажённый младенец Иисус в яслях. Не Имеющий образа принимает образ, Неизреченный становится Словом. Девственница становится Матерью Жизни.

Адским мучением будет наша неспособность узнать Христа в Лице Жениха и Любовника наших душ. Любое чудесное Его пришествие не будет достаточным, чтобы склонить нас к этому – чудо не смогло этого сделать даже с книжниками и фарисеями. Если на первом плане у нас Закон, мерки юридической «чистоты», мы не сможем узнать Христа. Он не может быть тем, кто обнимает нечистых: мытарей, блудниц, блудных сыновей, разбойников. Мы всю свою жизнь потратили на изучение и соблюдение Закона, а Он принимает и любит его мерзких нарушителей. Мы ждём праведного судию, который должен вознаградить наши лишения и труды, а не друга грешников и прелюбодеев.

И как-то вот так начинается
ад. Ждём того, кто не придёт, все глубже погружаемся в отчаяние безнадёжного
ожидания, будучи неспособными узнать находящегося рядом Жениха в тех, кто рядом
с нами.