«Покаяния двери отверзи ми...»
У самого порога Великого поста поговорим об одной из самых важных вещей для христианина.
«Покаяния двери отверзи ми...» Это единственное песнопение, которое объединяет период подготовки к Великому посту и сам пост. Эта масленичная неделя – последняя из приготовительных недель к Великому посту, в котором главным для нас будет покаяние. Но что же это такое – покаяние?
Если мы будем внимательны к Слову Божию и к трудам святых отцов, то увидим, что состыковка между упавшим в бездну зла человеком и спасающим его Богом происходит только через один шлюз, который называется покаянием. Это не регламентированный протокол внешних действий, а внутреннее таинство возвращения души к Богу. Поэтому святые отцы учат, что покаяние – это дело всей жизни, это постоянное, непрекращающееся состояние внутреннего человека. Но в историческом своем развитии оно принимало самые разнообразные формы.
Покаяние возникло в новозаветной христианской Церкви не на пустом месте. Оно было продолжением определенной ветхозаветной традиции, о которой нам известно не слишком много. Библия дает нам примеры покаянного плача ветхозаветных праведников (Суд. 10:10; Пс. 50; Езд. 9 и др.) еще задолго до прихода Спасителя в мир. Нередко это покаяние сопровождалось постом, облачением во вретище, посыпанием головы пеплом или разрыванием на себе одежд. Во время очистительного жертвоприношения грешник исповедовал свои грехи, а затем возлагал руки на жертву, лежащую на алтаре (Лев. 1:4).
Последним пророком, который стоял на стыке Ветхого и Нового Заветов, стал Предтеча Христов Иоанн.
Это был великий проповедник покаяния, который подготавливал народ к приходу в мир Бога. Практика покаяния, которую ввел Иоанн Креститель через погружение кающегося в воду, не имела аналогов в Ветхом Завете. В трудах некоторых отцов Церкви мы встречаем мнение, что Иоанн Пророк не только выслушивал грехи людей, которые приходили к нему на исповедь, но и налагал на них епитимии, а также допускал до покаянного крещения только тех, кто был этого достоин.
Христос, как мы читаем в Евангелии, делегировал право отпускать грехи Своим ученикам: «Кому простите грехи, тому простятся; на ком оставите, на том останутся» (Ин. 20:23). Даже будущий великий апостол Павел, получив откровение на пути в Дамаск и обратившись ко Христу, получил прощение только после возложения на него рук пресвитера Анании (Деян. 9:10–18). Т.е. состоявшееся обращение ко Христу Савла и его покаяние нужно было запечатлеть в некой внешней форме исповедальной практики.
В апостольской традиции мы встречаем два разных, казалось бы, противоречивых мнения в отношении покаянной дисциплины. С одной стороны, «невозможно – однажды просвещенных… и отпадших, опять обновлять покаянием, когда они снова распинают в себе Сына Божия» (Евр. 6:4–6). С другой, «если говорим, что не имеем греха, – обманываем самих себя… Если исповедуем грехи наши, то Он, будучи верен и праведен, простит нам» (1 Ин. 1:8, 9). Но это противоречие разрешается при внимательном чтении Слова Божия.
Грехи разделяются на те, которые ведут к смерти, и повседневные, которые врачуются покаянием и взаимной молитвой друг за друга.
«Если кто видит брата своего согрешающего грехом не к смерти, то пусть молится, и Бог даст ему жизнь… Есть грех к смерти: не о том говорю, чтобы он молился» (1 Ин. 5:16). «Признавайтесь друг пред другом в проступках и молитесь друг за друга, чтобы исцелиться» (Иак. 5:16).
Грешник, согрешающий смертным грехом, изгоняется из общины, но шанс на покаяние у него все же остается. Пример этого мы видим в истории с Ананией и Сапфирой, которые утаили часть денег из проданного имения (Деян. 5:1–11). В любом случае в покаянной практике первых христиан главную роль играет сама христианская община. Именно она принимает исповедь у своих членов, изгоняет грешников или принимает их обратно. Это хорошо видно из посланий апостола Павла.
Традиция публичной исповеди перед христианской общиной развивается в трудах мужей апостольских. Так, в «Дидахе» говорится о том, что кто не исповедовал свои грехи перед общиной, не может также исповедовать свою веру вместе с братьями и прославлять Бога чистым сердцем. Там же идет речь о регулярной исповеди, которая совершается в связи с воскресной Литургией. «Дидахе» упоминает о коллективной покаянной молитве и о предшествующему ей примирению с ближними как необходимому условию принесения «чистой жертвы».
О том же пишет и священномученик Климент Римский: «Итак, в чем мы согрешили по каким-либо наветам врага, должны мы просить прощения... И лучше человеку признаться в своих грехах, нежели ожесточать сердце свое».
Тема покаяния является центральной для «Пастыря» Ерма. Автор говорит в ней не только о церковном покаянии, но и о внутреннем обращении души к Богу.
Важные свидетельства покаянной практики первохристианской общины мы находим в сочинениях Тертуллиана, которые были написаны в домонтанический период его жизни. «Исповедание грехов настолько их уменьшает, насколько притворство их увеличивает», – пишет он в одном из своих сочинений.
Внешнюю сторону покаянной практики Тертуллиан описывает как публичное исповедание грехов. При этом кающиеся должны быть одеты в рубище, лежать в пепле, загрязнить свое тело нечистотами и погрузить дух в размышление о своих грехах. Чем более себя грешник уничижает, тем большее он получает прощение. «Насколько ты не щадишь себя, настолько, верь, тебя пощадит Бог», – пишет он. В «Дидаскалии Апостолов», послании священномученика Киприана Карфагенского также подробно излагаются детали покаянной практики.
Как известно, на Востоке в эпоху Вселенских соборов были уже установлены определенные разряды кающихся и был разработан регламент покаянной практики. Епископ становится ключевым лицом в этом таинстве. Несколько позже появляются также должности покаянных пресвитеров, которые принимали исповедь на регулярной основе. Кающиеся, как особая группа христиан, исчезают в Византии примерно к пятому-шестому веку. Публичная исповедь постепенно переходит в индивидуальную.
Индивидуальная исповедь, по всей видимости, своим истоком имеет монашескую традицию. В монастырях помимо публичной исповеди со временем стала практиковаться духовная беседа со старцем. Старец не мог отпускать грехи, как это делал епископ, но он помогал кающемуся их осознать и исповедовать. Со временем такая практика получила широкое распространение.
Преподобный Анастасий Синаит говорит о том, что мирянам полезно исповедоваться у монахов-старцев.
Многие христиане искали себе таких духовников в монастырских обителях. Поэтому уже Василий Великий советует своим духовным чадам «исповедовать грехи не первому встречному, а искусному в их уврачевании». В иконоборческую эпоху, согласно студийской традиции, вводится ежедневная исповедь монахов у игумена, а в женских обителях у приходящего к ним священника.
Чинопоследование таинства покаяния приобретает привычную для нас форму. Исповедь стала делом преимущественно пресвитеров, хотя некоторые византийские авторы продолжают настаивать на праве простых монахов принимать исповедь. Правда и старцы монастырей, которые становились духовниками для множества мирян, уже, как правило, также были облечены в священный сан и могли не только вести духовную беседу, но и совершать исповедь как церковное таинство.
В Западной Церкви развитие таинства исповеди пошло несколько иным путем, хотя поначалу оно развивалось в том же русле, что и на Востоке. Блаженный Августин учит о том, что не каждый грех должен быть исповедан публично, и в связи с этим проводит различие между грехами, известными другим, и грехами, совершенными тайно. Те, которые совершались публично, должны быть публично и исповеданы, а те, которые совершены были в тайне, должны быть исповеданы индивидуально. Грехи со временем стали делиться на смертные и простительные. Где-то с начала шестого века появляются свидетельства о новом типе исповеди, т.н. тарифицированном покаянии. Вместо обычной исповеди вводятся четкие правила искупления грехов и замены одной епитимии на другую. Сначала тарифное покаяние появилось в монастырях.
Кающийся признавался в своих грехах перед игуменом и получал от него епитимию – определенное количество молитв, псалмов, поклонов или дней поста на хлебе и воде. Исполнив ее, он мог вернуться к обычному ритму монашеской жизни, никакого специального разрешения уже не требовалось.
Далее тарифное покаяние стало распространяться не только в монастырях, но и на приходах. Если раньше наставления, составленные монахами и клириками, относились в основном к тому, как надо проходить покаяние, то теперь внимание переключилось на то, как и что именно надо исповедовать. Приобретают значение обстоятельства совершения греха, причины, побудившие к его совершению, и т.п. Практика тарифного покаяния отражена во множестве сочинений, которые назывались пенитенциалами.
Вопреки распространенному мнению, тарифное покаяние не было более легким по сравнению с древней канонической дисциплиной. Многие пенитенциалы предписывали покаяние на хлебе и воде в течение длительного времени, иногда до 10-15 лет. Даже на авторов двенадцатого века эти памятники производили устрашающее впечатление. Поскольку человек мог совершить не один грех, а несколько, все положенные ему епитимии суммировались. Поэтому общий срок покаяния иногда мог превышать нормы древних канонических правил. Так, Собор в Кловешо (747 г.) разбирал дело человека, который накопил 300 лет поста. Позже тарифное покаяние нашло свое отражение в учении об индульгенциях.
С девятого века известны чины, содержащие вопросы священника к кающемуся о вере в самом начале исповеди.
Появляются также списки грехов, которые использовались кающимся или священником во время исповеди. Например, в житии святого Филиберта рассказывается об исповеди немого, который должен был чихать на руку священника каждый раз в тот момент, когда тот доходил, читая по списку, до того греха, который был совершен кающимся. Эти списки грехов стали очень популярны и постепенно из Западной Церкви перекочевали в Восточную.
Вопросы, задаваемые на исповеди, начинают распределяться по категориям: сначала возникает деление на мирские и монашеские вопросники, а с XVI века появляются особые вопросники для детей, девиц, вдов и вдовцов, клириков, архиереев, царей. Некоторые из них включают до ста пятидесяти статей. К сожалению, увлеченность таким скрупулезным анализом приносила результат, противоположный желаемому.
Так христианин или христианка во время ответов на задаваемые духовником вопросы из подобного рода литературы могли узнавать о грехах, о которых ранее не имели никакого представления. Кроме того, подобного рода перечни нередко выходили за всякие границы христианского целомудрия. Со временем такая пагубная практика постепенно была прекращена. Хотя в индивидуальном порядке отдельные священники на приходах использовали ее еще очень долго.
В советский период существования Православной Церкви на территории СССР стала популярной общая исповедь.
До Октябрьского переворота 1917 года подобную практику применял святой праведный Иоанн Кронштадтский. Правда, на это он получил особое разрешение Священного Синода, поскольку одновременно ему приходилось исповедовать по несколько тысяч человек. В советский же период эта практика стала повсеместной в связи с тем, что, с одной стороны, священников катастрофически не хватало и один батюшка не мог справиться с наплывом желающих исповедоваться в праздники и воскресные дни.
С другой стороны, была реальная угроза разглашения тайны исповеди под давлением властей. Но и эта практика по возможности регулировалась уставными предписаниями. Священнику было запрещено читать разрешительную молитву над всеми людьми одновременно, а также должна была быть предоставлена возможность при необходимости исповедовать человека индивидуально. В наше время мы вернулись к традиционному чинопоследованию исповеди, которая проводится в индивидуальном порядке над каждым кающимся.
Но, печаль наша в том, что это таинство нередко воспринимается как некая бюрократическая процедура допуска ко Причастию. Даже если это не так, то постоянное повторение на исповеди одних и тех же грехов нивелирует само таинство как духовное врачевание. Ведь по сути исповедь – это хирургическая операция. Человек пришел и отрезал от своей души грех, в котором он покаялся. Теперь он лучше умрет, чем позволит снова войти этому греху в свою душу.
Тертуллиан со свойственным ему ригоризмом учил, что человек может покаяться в каком угодно грехе, но только раз. Потому, что повторно это уже будет не покаяние, а профанация. Конечно, такой подход в отношении таинства исповеди слишком строгий, и мы к этому ни в коем случае не призываем. Но иметь решимость никогда больше не грешить и делать все, что в наших силах, чтобы не возвращаться к исповеданным грехам, – это наш долг и наша перед Богом прямая обязанность.
