Анастасия Узорешительница и один день из жизни тюремного священника

 «В темницех был, и вы пришли ко Мне» Мф 25:36

Отец Михаил уже собирался уходить. Дежурство давно закончилось, дома ждала матушка и дети, а еще – огромный ворох неоконченных бумажных дел, накопившихся за последние дни. Священник по привычке прошелся по храму, задувая огоньки на лампадах и огарки свечей. «Вроде, все. Господи, благослови!» – оглянулся с порога и, открыв тяжелую дверь в притвор, вздрогнул от неожиданности: в уголке перед иконой Страшного суда, ссутулившись и дрожа, стояла невысокая фигурка. Из «бывших» – безошибочно определил наметанный глаз батюшки.

Отец Михаил уже 17 лет служил «зоновским» священником и «свой» контингент видел издалека. В начале 2000-ных его, молодого, только что рукоположенного иерея, направили на приход в этот небольшой городок. Особых достопримечательностей здесь не было – типичный районный центр с не особо развитой инфраструктурой; несколько школ и православных храмов, обилие баров и забегаловок, круглосуточно громыхающая железнодорожная станция и отвратительные дороги. Природа, правда, роскошная – вокруг красивенные леса, грибы-ягоды, живописные места. А еще ЖИК – женская исправительная колония – блеклые серые строения, высокие заборы, колючая проволока по периметру, массивные кованые глухие ворота и лай собак.

Это то, что было видно снаружи. Внутри прятался огромный отдельный мир со своими сложными понятиями и принципами. Там, в четырех стенах, были собраны люди с диаметрально разными судьбами, характерами и жизненным опытом – почти девчонки, молодые женщины и без пяти минут старухи.

… Девушка явно была из «бывших», священник не ошибся.

Батюшка «пришел» на зону добровольно, после нескольких лет службы на приходе, попросив у владыки благословения начать работу с заключенными. Тот обрадовался инициативе, от которой бегали остальные, и вскоре отец Михаил впервые переступил порог места, от которого, как говорится в пословице, лучше не зарекаться. Так в колонии появилась молитвенная комната, а в строящемся храме, где служил священник, – еще один придел во имя святой великомученицы Анастасии Узорешительницы.

«Откинувшиеся» зэчки в своем большинстве старались побыстрее покинуть этот городок, чтобы оказаться чем подальше от тюрьмы. Но были и такие, кто, часто и сам не понимая для чего, приходил в близлежащий храм. Подолгу стояли перед иконами, рвались поговорить со священником, плакали, каялись, просили о помощи.

Получив желаемое, часть таких «прихожанок» бесследно исчезала, но с некоторыми отец Михаил поддерживал связь и по сегодняшний день: с кем-то – опять из-за колючей проволоки; были и такие, кто нашел себя в жизни по эту сторону тюремных стен и время от времени звонил батюшке, спрашивая совета, делясь новостями и поздравляя с праздниками.

… Девушка явно была из «бывших», священник не ошибся. Тоненькая ветровка, совсем не подходящая для ранних ноябрьских холодов, огромные, лихорадочно блестящие синие глаза и осипший голос – она представилась и попыталась еще что-то объяснить, но мертвенно побледнела и, громко шлепнув ладонями о плитку притвора, упала прямо под ноги опешившему батюшке.

Отец Михаил позвонил домой, попутно заскочил в магазин, набросав кое-чего в корзинку, и поехал следом за скорой.

«Алё, скорая? К храму у тюрьмы, девушка без сознания», – пытаясь уложить несчастную на лавку, набрал 103 священник. Медики приехали на удивление быстро, констатировали переохлаждение, сильнейшее нервное истощение, прочирикали еще что-то непонятно звучащее на своем птичьем докторском языке и увезли еле дышащее тело в больницу.

Отец Михаил позвонил домой, попутно заскочил в магазин, набросав кое-чего в корзинку, и поехал следом за скорой. Уже на парковке, перед белой пятиэтажной постройкой с парой неотложек у входа, покопался в бардачке: страховка, документы на машину, влажные салфетки, дочкина кукла, пара конфет – нет, не то.

А, вот – вытащил несколько небольших книжечек с иконкой на обложке: житие святой великомученицы Анастасии Иллирийской с молитвами и акафистом. Он всегда возил с собой пару-тройку экземпляров жизнеописания этой святой, – как показывала многолетняя практика, заключенные с большим интересом узнавали о том, что у них, «в узах сидящих», оказывается, тоже есть своя небесная покровительница, которая, хоть и жила еще в начале 4 столетия после Рождества Христова, всегда была скорой на помощь и утешение попавшим в житейские передряги.

В приемном покое царила тишина и резко пахло больницей – то ли йодом, то ли нашатырем. Медсестра, узнав священника, пролистала журнал и вежливо сообщила, что Алина Н-ская попала к ним по скорой в критическом состоянии и сейчас проводятся реанимационные мероприятия. Посоветовала подождать врача и предложила присесть на диванчике в коридоре.

«Господу помолимся!» – привычно выдохнул.

Батюшка посмотрел на экран мобильного и, увидев время, тяжело вздохнул – поработать сегодня опять не получится.

Сидеть и ждать было скучно. За пять минут отец Михаил просмотрел рекламные буклеты на соседней тумбочке, еще минут десять почитал информационные плакаты на стенах приемного отделения. Руки затекли – он так и держал перед собой пакет с продуктами и брошюрку. А вот и неплохая идея для времяпрепровождения – подошел к окну, оставив вещи на диване. «Господу помолимся!» – привычно выдохнул.

«Радуйся, всеблаженная великомученице Анастасие, узников святая посетительнице и молитвеннице о душах наших», – начал батюшка чтение акафиста. Знакомые строки, повторенные за последние годы уже, наверное, тысячу раз, звучали просто и естественно, выстраивая канву жизнеописания юной девушки, ставшей великомученицей за Имя Христово и за свою истовую непоколебимую веру.

Молодая римлянка воспитывалась в семье ярого язычника и тайной христианки во времена гонений при императоре Диоклитиане. Ее учитель, образованный и благочестивый христианин Хрисогон, заложил в сердце юной красавицы крепкий фундамент веры. После смерти матери Анастасию выдали замуж за язычника Помплия, но под предлогом вымышленной болезни она сохранила девство и всю себя отдавала не привычным занятиям богатой римской матроны, а, переодевшись нищенкой, в сопровождении служанки посещала темницы: кормила, лечила, а иногда и выкупала узников.

«Радуйся, избранная невесто Христова; радуйся, заповедей Христовых усердная хранительнице. Радуйся, не словом точию, но и делом сия исполнившая; радуйся, душу свою за други твоя положити готовая. Радуйся, многое озлобление за Христа приявшая; радуйся, терпением своим адаманту крепкому уподобившаяся. Радуйся, всеблаженная великомученице Анастасие, узников святая посетительнице и молитвеннице о душах наших», – негромко пел священник.

Именно от служанки Помплий узнал о тайне жены. Он жестоко избил несчастную и запер ее дома.

Вместе с заключенными батюшка часто читал житие святой Анастасии, и именно на этот момент женщины всегда в большинстве своем реагировали однаково: «Вот к…!», – и дальше следовало словечко, которым называют самца козы. Вспомнив это, отец Михаил самопроизвольно улыбнулся, но, сосредоточившись, продолжил молитву.

После смерти мужа святая Анастасия всю себя посвятила страждущим.

В письме своему учителю Хрисогону Анастасия писала: «Муж мой... томит меня как противницу его языческой веры в столь тяжком заключении, что мне ничего не остается, как только, предав дух Господу, упасть мертвою». Святой утешал ее словами, которые заключенные тоже очень любили, применяя каждая к своей ситуации: «Свету всегда предшествует тьма, и после болезни часто возвращается здоровье, и после смерти обещана нам жизнь».

Хрисогон предсказал смерть тирана, что вскоре и случилось – отправившись с посольством в Персию, Помплий утонул в море. После смерти мужа святая Анастасия всю себя посвятила страждущим. Она обучилась врачебному делу и ухаживала за тяжелобольными в тюрьмах и приютах, не гнушалась гноя, крови, язв и ран, тратя на такие нужды все свое имущество.

Но главное, за что любили Анастасию заключенные, так это за ее слово. Именно общением, поддержкой и утешением она облегчала тюремные узы, прогоняя самое ужасное – страх, одиночество и беспомощность. Можно было представить, сколько труда положила святая на это дело, если сам император заметил улучшение ситуации с узниками в римских казематах.

В носу предательски щекотало – еще ни разу ему не удавалось не заплакать, читая этот эпизод жития святой.

«Нас же, недостойных, сподоби, святая, молитвами твоими пети разумно Богу: Аллилуйя» – перекрестился священник. В носу предательски щекотало – еще ни разу ему не удавалось не заплакать, читая этот эпизод жития святой. Обычно, слушая его, шмыгали носом даже самые прожжённые из его собеседниц. Диоклитиану донесли, что христиане, которыми наполнены тюрьмы Рима, стойко переносят мучения, и он приказал за одну ночь казнить всех.

Утром Анастасия пришла в темницу и увидела только лужи крови и отрубленные головы – были умертвлены все заключенные. Она упала на колени и горько зарыдала. Ее учителя император допрашивал лично и, не сумев склонить его к отречению от веры, велел обезглавить его и бросить в море.

Прятаться было бессмысленно: Анастасию отдали в руки жреца Капитолия – хитрого Ульпиана. Тот предложил святой Анастасии выбор: роскошь, богатство, власть и отречение от веры, или пугающая неизвестность и аккуратно разложенные страшные приспособления для мучений. Женщины всегда умолкали и задумчиво слушали эти строки жития святой. Было видно, что каждая прислушивается к себе, взвешивая выбор, который надо было сделать великомученице. А она, не колеблясь, указала на орудия пытки.

– Неужели и ты избираешь себе смерть, подобную Христовой? – спросил ее жрец и услышал радостное: – Аминь, аминь! Да будет так со мною! Христос, Царь мой!

Ульпиан переспросил: – Что значит это слово «аминь»?

Ответ прозвучал, словно пощечина:

– Ты не достоин ни понимать, ни произносить это слово. Никто из разумных людей не вливает драгоценное миро в гнилой сосуд.

Попытавшись надругаться над святой, жрец внезапно взвыл и бросился бежать к своим идолам, но по дороге упал и умер от безумной боли.

Главный вопрос, который после этого возникал у зэчек, – почему Анастасия не убежала, не скрылась и не спряталась от гнева императора, а вместе с вдовой Феодотией снова пошла служить страждущим и заключенным. «Она что, совсем того?» – вопрошали они батюшку. Тот отвечал словами Деяния: «Но я ни на что не взираю и не дорожу своею жизнью, только бы с радостью совершить поприще мое и служение, которое я принял от Господа Иисуса». В ответ заключенные только ухмылялись.

Главный вопрос, который после этого возникал у зэчек, – почему Анастасия не убежала, не скрылась и не спряталась от гнева императора, а вместе с вдовой Феодотией снова пошла служить страждущим и заключенным.

В скором времени вдова и три ее сына приняли мученическую смерть – после долгих пыток их всех бросили в раскаленную печь, а святая Анастасия была приговорена к голодной смерти. 60 дней провела она в темнице без пищи и воды. К мученице каждую ночь являлась святая Феодотия и укрепляла ее веру. Увидев, что голод не причинил Анастасии никакого вреда, император велел утопить ее вместе с другими осужденными преступниками.

В открытом море стража просверлила отверстия в днище корабля, а сами воины пересели в лодку. Но прямо на их глазах судно повернуло к берегу, и 120 узников сошли на сушу. Все они вскоре отдали жизнь за Христа в тяжких мучениях. Святую Анастасию крестообразно растянули между четырьмя столбами над разведенным костром. Она предала дух Богу, но огонь так и не смог повредить ее тело.

Батюшка заканчивал чтение. 13 кондак акафиста был любимым у заключенных. Большинство из тех, кто приходил в молитвенную комнату, знали его напамять и воодушевленно повторяли вместе с отцом Михаилом:

«О многострадальная и предивная, святая великомученице Анастасие! Нынешнее наше малое моление приими от недостойных раб твоих, с любовию приносимое тебе, и испроси нам у Христа Бога греховных уз разрешение, да избавимся молитвами твоими гнева Божия и вечнаго осуждения, и да удостоимся в Небесном Царствии купно с тобою во веки пети Богу: Аллилуйя».

Батюшка старательно объяснял им о том, что имеется ввиду под этими словами – «греховных уз разрешение». Но женщины были уверены – они испрашивают себе свободу. Это сладкое слово часто повторяли все – и самые юные девочки, попавшие за решетку по малолетней глупости, и даже 70-тилетняя бабушка Марина, «доматывающая» срок за убийство мужа-алкоголика.

Они рассказывали батюшке о своих планах, мечтах и о том, что будут делать, когда выйдут, но уже оказываясь по эту сторону тюремной ограды часто не знали, как распорядиться и что делать с этой самой свободой. И он опять садился «на телефон», звонил, просил, требовал, чтобы хоть как-то помочь им стать на ноги и не потерять голову от пьянящего чувства. Не всегда получалось и бывало, что уже через пару месяцев после того, как вчерашнюю заключённую многочисленные знакомые батюшки принимали на работу, ему снова прилетало письмо с адресом СИЗО или колонии.

Матушка уже смирилась и не нервничала, когда почтальонка, подтрунивая, вручала ей очередную пачку корреспонденции с женскими фамилиями в адресантах и привычно паковала посылки – носки, чай, сахар, знакомые тоненькие книжечки с иконкой святой Анастасии на обложке.

В кармане зажужжал телефон – лёгкая на помине, улыбнулся отец Михаил. «Скоро буду», – кратко успокоил обиженное ворчание жены.

– Состояние больной стабильное, сейчас спит, – в тишине приемного покоя голос врача прозвучал чуть ли не громогласно, и батюшка едва не уронил телефон. – Опять вы, отец Михаил, – улыбнулся доктор. – Медом там у вас в церкви намазано, что ли, – какую уже по счету вашу подопечную привозят?

*   *   *

Ясным предрождественским утром 4 января в храме было немноголюдно: отец Михаил, матушка и несколько прихожан, уже привыкших к подобным ситуациям. «Крещается раба Божия Анастасия во имя Отца, аминь, Сына, аминь, и Святаго Духа, аминь», – торжественно провозглашал священник. С большой иконы, украшенной еловыми ветками, на новорожденную православную христианку Анастасию, вчерашнюю заключенную Алину Н-скую, взирала святая Анастасия Узорешительница Иллирийская, великомученица Христова. Ее взгляд был твердым и уверенным, таким, что на него, казалось, можно было опереться.

Смотрел на новопросвещенную и отец Михаил – смотрел с надеждой и чаянием. Хотелось верить, что узы, от которых избавила свою теперь уже тезку святая Анастасия, бесследно исчезли. А девушка утирала слезы, улыбалась и радостно вертела головой – смотря то на присутствующих при Таинстве, то на образ небесной Покровительницы.

Сняв облачение, батюшка поспешил к выходу – в церковном доме уже остывал чай, и все ждали отца Михаила, чтобы отпраздновать Настины крестины. Священник уже закрыл церковь и положил ключи в карман пуховика, когда услышал сзади незнакомое нагловато-любопытное: «Батя, это ты, что ли, к нам на зону приходил?»