Наш Бог – коллекционер хороших душ или все же Любящий Отец?

Притча о Блудном сыне – для меня самая потрясающая и пронзительная из всех Евангельских притч. Почему ее так назвали, я не знаю. Но главной фигурой, главным действующем лицом в этой притче для меня является не блудный сын, а его Отец.

Одна из страшных подмен, которая может с нами случиться, это создать в своем мозгу ложную икону Бога. Мы так устроены, что сколько нам ни говори о безОбразности Бога, мы все равно будем его наделять видом и образом. Потому что мы не можем говорить «Ты» без-образному. И одна из браней сатаны против тех, кому уже невозможно навязать образы ложных кумиров и идолов, это попытка создать в нашей голове ложный образ истинного Бога. И нужно сказать, что ему это часто удается.

«Кто такой Бог?» «Какой у него характер?» «Как Он к нам или ко мне относится?» «Какие у него планы по поводу всех нас?» Нет, лучше сказать, «меня». Да, именно меня! Что касается Его святых, то я его планы знаю. Они в Его Царстве, они прославлены, просвещены, обожены и участвуют в его вечном блаженстве и радости.

А я? «А как же со мной ты поступишь, Господи?» Я не святой, я маленький, я совсем мелкий, интересно, «Ты меня вообще видишь»? «Замечаешь ли среди многомиллионной толпы таких же, как я мини-муравьев?» «Тебе есть вообще до меня дело?» «Интересно, слышишь ли Ты, когда я тебе молюсь?» «Или мой писк заглушает звонкое многоголосие ангельских сил и святых избранников?» Что мой шепот, по сравнению с ними? «Ты слышишь и просто молчишь, или не слышишь совсем?» Думы, думы, думы…

И тут же рядышком, возле мозга, подсаживается мелкий пакостник с рогами и начинает заводить со мной разговор. «Что, опять молчит?» «Снова ты сам со своим мелким дрожащим страхом, переживанием за будущее, за себя, за близких?» «Да, он такой, твой Бог, «во свете живет неприступном». А дальше тихонько, на ушко, как-то даже по-дружески, по-приятельски, ненавязчиво, но вполне логично, он начинает во мне рисовать этот самый ложный образ истинного Бога. «Ну смотри, ведь Он же предвидел заранее, что те или иные души погибнут, ведь так? И тем не менее Он же их все равно создал. Зачем? Чтобы вечно мучились в аду! Знал, предвидел, но все равно создавал. Вот вы все кричите «свобода выбора», «свобода выбора», «образ Божий», а кто из вас даст своему ребенку погибнуть? Кто позволит ему «свободно» засунуть пальцы в розетку или залезть в петлю? Кто будет спокойно сидеть, смотреть и говорить ему – ну, выбор за тобой, делай как хочешь, ты волен поступать, как знаешь. Кто не подскочит и не удержит, не позволит дать убить себя? А Он спокойно смотрит, как вы идете толпой к нам в ад, в муку вечную, и говорит – это «ваш выбор», а значит и «ваши проблемы». И последний штрих к этому ложному образу: «Да ты знаешь, Он вообще вивисектор, снимает к себе в Царство сливки, вершки, самое лучшее, а остальную мелкую рыбешку – в перегной, туда, «где стон и скрежет зубов». Вот и все, ложная икона Бога нарисована, остается ее дополнить средневековыми фресками картины Страшного суда, где все вышесказанное будет воплощено в красочной живописи.

И это не мои фантазии, это реальность, которая живет в головах многих христиан, которая, по сути, является доктриной средневековой католической церкви.

Тогда вполне логичен и понятен гипертрофированный образ католической Мадонны, как той Единственной, которая может еще достучаться до Него, кого Он еще может позволить принять и услышать. Кому Он – грозный, неподкупный, строгий судия – еще может разрешить зайти в Его небесные покои. Она – единственная надежда на заступление…

Кажется, все. Портрет «Бога» готов, можно вешать на стенку мозга. Рогатый художник дорисовал и улетел. Разве я один с этим художником столкнулся, разве только ко мне он прилетал? Разве не приходил он к тем, кто читает сейчас эти строки? Мы боимся его мыслей, гоним, называем их кощунственными, мы в них каемся, но они лезут, лезут и лезут… «Бог – это любовь?» «Но где она, эта любовь, среди этого бесконечного моря стона, страданий, криков раздираемых болью, умирающих людей?» «Может, это не так?» «Может, меня обманули, может, нет никакой любви, а только отбор, выборка самых лучших и «отбраковка» духовной мелочовки в мусорное ведро ада?»

Не нужно бояться этих мыслей! Мы на войне. Трусливый воин – ничтожен. Бесы бьют нас в открытые места. Там, где нет брони, где нет защиты, где нет ответа на вопросы. И они знают, что мы в этом месте безоружны. Это те места, о которых Бог сказал святому Антонию: «Внимай себе, а об этом не думай, потому что это душевредно». Это те места, которые можно защитить не знаниями, полученными из Откровения, а только оружием веры.

«Бог – это Любовь», «Ибо так Бог возлюбил мир, что дал Сына своего Единородного»… Новое Имя Бога, которое прозвучало в мире из уст Спасителя среди уже бывших имен, таких, как «Вечный», «Крепкий», «Всевышний», «Ветхий днями», «Тот кто есть» и др., было имя ОТЕЦ. Вернее, даже не Отец, а АВВА – ПАПА. Да, Папа! Настоящий, «Крепкий», «Вечный», «Тот, Кто Есть», но прежде всего – мой Папа. Диавол все хочет, чтобы мы Его воспринимали как папу Карло, который стругает буратин, и тех, которые не выходят, бросает в топку. Это ложь! И притча о Блудном сыне – самое пронзительное ее опровержение.

Лучшим, на мой взгляд, художественным воплощением этой притчи была картина Рембрандта «Возращение блудного сына».

А самым потрясающим откровением в самой картине – это лицо и руки отца. В них столько любви, нежности, страданий, заботы, трепета…

Но и это – не все раскрытие полноты любви Бога к нам. Он сам пошел за блудным сыном в «страну далече», Он пошел дальше, в глубины ада, Он вошел за нами в мрак смерти, боли, страданий, в тоску, в богооставленность, чтобы в этом тумане отыскать меня. Только меня одного! Не всех, а именно каждого. Даже, если бы я был один, единственный из всего человечества, Он бы сделал то же самое только ради меня. Бог – это Любовь, бесконечная, бескорыстная, любящая каждого и заботящаяся о каждом из нас.

Недавно я прочел стихи Тимура Кибирова и хочу поделиться ими с нашими читателями;

Их-то господь – вон какой!

Он-то и впрямь настоящий герой!

Без страха и трепета в смертный бой

Ведет за собой правоверных строй!

И меч полумесяцем над головой,

И конь его мчит стрелой!

А наш-то, наш-то – гляди, сынок –

А наш-то на ослике цок да цок

Навстречу смерти своей.

 

А у тех-то господь – он вон какой!

Он-то и впрямь дарует покой,

Дарует-вкушает вечный покой

Среди свистопляски мирской!

На страсти-мордасти махнув рукой,

В позе лотоса он осенен тишиной,

Осиян пустотой святой.

А наш-то, наш-то – увы, сынок –

А наш-то на ослике цок да цок

Навстречу смерти своей.

 

А у этих господь – ого-го какой!

Он-то и впрямь владыка земной!

Сей мир, сей век, сей мозг головной

Давно под его пятой.

 

Вкруг трона его веселой гурьбой

– Эван эвоэ! – пляшет род людской.

Быть может, и мы с тобой.

Но наш-то, наш-то – не плачь, сынок –

Но наш-то на ослике цок да цок

Навстречу смерти своей.

 

На встречу со страшною смертью своей,

На встречу со смертью твоей и моей!

Не плачь, она от Него не уйдет,

Никуда не спрятаться ей!