«Я з малих лiт до смерті готовився. А ось прийшла, і я, бачите, злякався»
Дело было в Почаевской Лавре в годы обострения религиозных конфликтов на Западной Украине. Собралось множество защитников веры в достоинстве не меньше протоиерейского.
Умные глаза, окладистые бороды, серьезные речи. Обсуждали, советовались, охали, пожимали плечами, вносили предложения. Тема одна: что делать?
Усилить молитву. Договариваться с властями. Искать компромиссы на местах. Перетерпеть, авось пройдет. Твердо стоять за веру.
У всех одни проблемы. Как сохранить людей? Как отстоять приходы? Где искать помощи? Вопросов больше, чем ответов, и у каждого свое смутное понимание ситуации, но так, чтоб для всех один приемлемый ответ, – нет того. Не прозвучало.
В разгар невеселых рассуждений вошел в помещение к собравшимся схимник, отец Димитрий. Он только что отболел. Его знобило, и одет он был в овчинный крестьянский тулуп поверх подрясника. Точь-в-точь как селянин с Буковины.
Что-то он послушал из произносимых речей, а потом попросил слово.
Говорил коротко и просто, на той смеси русского, украинского и церковнославянского языков с легким румынским акцентом, слыша которую, филолог млеет, а «профессиональный» украинец бесится.
– Отці, – говорит, – я з малой дитини – монах. И так бiдно жив, шо страшно вспомнить. Я коли хлiб кусав, то в мене кров по деснам текла. Такій черствий був. А мороженого я в житті нiколи не йів. И дiвчину не то шо не цiлував, а і за руку не брав нiколи. Шо я знав в життi? Кислу капусту й сiмнадцяту кафизму. Молився Богу щодня, спiвав, постився. А ото заболiв недавно. І сильно. Чую: смерть iде. И знаете, отцi святые, я злякався.
Тут его голос оборвался и на глаза навернулись две крупные слезы.
– Ну шо менi в життi шукать? – продолжил схимник через малую паузу. – Я з малих лiт до смерти готовився. А ось прийшла, і я, бачите, злякався.
Он опять замолчал, будто аккуратно взятый за горло невидимой рукой. И больше уже не говорил ничего. Пожелал всем Божией помощи и пошел в келью.
Мы, собор защитников Православия, остались. Кое-кто тоже вытер слезу. Было как-то странно продолжать дальше разговор о спасении Церкви от очередной исторической беды. Даже не странно, а стыдно. Потому что и по средней нашей упитанности, и по красоте наградных крестов, и по другим второстепенным признакам видно было, что общая наша беда вошла далеко не в завершающую фазу.
Зато вдруг почувствовалось, что смерть у всех за спиной, а никому особо, кроме схимника, почему-то не страшно. Видно потому, что и мороженое мы в детстве ели, и будущих жен в свое время за руку держали. Да и вообще… Видно, есть такой закон: кто лучше, тому и страшно, а кто помельче, тот большие вопросы пытается решить.
Тогдашняя дискуссия вскоре стихла. Решили стоять за веру, кто насколько силен. Потом была трапеза, и все разъехались. И Церковь живет до сих пор, хотя и страдает. И Лавра Богородицы Почаевской стоит как крепость среди врагов. А схимник умер уже. Мир его душе и праху.
Всем ли тот день запомнился, Бог знает. Мне запомнился. Вот, решил записать.
