Для меня очевиден кризис, возникший внутри Русской Православной Церкви.
Уйти или остаться?
Из разговоров, которые возникли вокруг предыдущего поста о том, в какой церкви живет Христос, я понял, что надо расширить и уточнить то, что я сказал.
Для меня очевиден кризис, возникший внутри Русской православной церкви. Кризис давний, назревавший десятилетиями (если не столетиями).
Собственно, это – тот же кризис, с которым столкнулась церковь после легализации в эпоху Константина, когда возникла реальная опасность отождествить Царство Божие с земной империей и поставить Церковь на служение не Христу, а кесарю. Только осложненный советским опытом.
Отец Александр Шмеман в книге «Исторический путь православия» так пишет об этом времени:
«Номинальное» обращение: таково обычно первое впечатление от четвертого века. Действительно, внешне он наполнен спорами о христианстве, в городах воздвигаются великолепные храмы, в них все торжественнее, все красивее совершается богослужение, на облачениях появляются золото и драгоценные камни… Но видим ли мы нравственное обновление общества? Влияние христианства на законы, обычаи, на все принципы принявшего его государства? Да, Константин объявляет воскресение свободным днем, освобождает Церкви и духовенство от податей, дарует епископам право суда, ограждает семью. Но часть его «христианских» законов направлена на привилегии Церкви, а другая, та, что действительно стремится «очеловечить» жизнь, продолжает еще в третьем веке начавшуюся эволюцию римского права в сторону «филантропии». Во всяком случае мы не видим никакого резкого перелома, никакого «кризиса» сознания, а во многом четвертый век, напротив, означает большее, чем раньше, закрепощение человека, большее давление на него государства, предвосхищает «железное» Средневековье».
И в этой ситуации у христианина, не пораженного духовной слепотой, возникает закономерный вопрос: что делать?
Здесь есть два пути. Один из которых я подробно описал в предыдущем посте, а о другом скажу сейчас.
Первый заключается в том, чтобы, физически оставаясь внутри «больной» общины, пытаться где личным примером любви, где проповедью или вразумлением выпрямить то, что искривилось. Следуя в этом примеру апостола Павла, который сказал: «Ибо хотел бы я сам быть «анафема», отлученным от Христа, ради братьев моих, сродников моих по плоти» (Рим. 9:3).
Первое же возражение, которое возникает: как можно быть на Литургии рядом с теми, кто одобряет убийства, беззаконие (и далее по списку).
Я понимаю это просто - по-евангельски. В церкви вместе стоят и овцы, и козлы, и зерна, и плевелы. До поры Господь это допускает (до великого дня суда). В том числе и давая возможность козлам перевоспитаться (и кстати, не всегда бесполезную). Церковь и была послана в мир, чтобы его менять (как закваска и соль). А Церковь - это каждый христианин: храм Духа Святого.
Господь принимает жертву овец и отвергает жертву козлов. А благодать даёт щедро и тем, и другим. Как талант, который надо вернуть и приумножить. Овцы способны и принять, и умножить, и принести плод. Козлы не принимают этот дар, отделяют его от себя, прячут в землю.
Вероятно, овцам не слишком комфортно среди козлов: уж больно те агрессивны. Но это смешанное «овце-козлиное» стадо было и в апостольской церкви: достаточно вспомнить скандал с раздачей хлебов, спор об обрезании и многие другие эпизоды из апостольских посланий. Было оно и позже – во все века христианской истории.
Только так это и работает. Так из «савлов» создаются «павлы». Как пришел Христос, чтобы освятить весь мир, так и каждый из нас, «облекшихся в Христа», принявших на себя Его образ , призван к тому же (в меру, данную ему Богом). Не выйти из мира, а войти в него: сохранив в себе свет, сделать какую-то часть мира вокруг себя, принадлежащей Богу.
Апостолы делали это в Иерусалимском храме и в синагоге среди своих братьев, хотя не были ни первосвященниками, ни «учителями народа». Не вижу, почему мы не должны делать тоже самое внутри нашей церкви. Почему мы должны оставлять тех, кто заблудился?Из разговоров, которые возникли вокруг предыдущего поста о том, в какой церкви живет Христос, я понял, что надо расширить и уточнить то, что я сказал.
Для меня очевиден кризис, возникший внутри Русской православной церкви. Кризис давний, назревавший десятилетиями (если не столетиями).
Собственно, это – тот же кризис, с которым столкнулась церковь после легализации в эпоху Константина, когда возникла реальная опасность отождествить Царство Божие с земной империей и поставить Церковь на служение не Христу, а кесарю. Только осложненный советским опытом.
Отец Александр Шмеман в книге «Исторический путь православия» так пишет об этом времени:
«Номинальное» обращение: таково обычно первое впечатление от четвертого века. Действительно, внешне он наполнен спорами о христианстве, в городах воздвигаются великолепные храмы, в них все торжественнее, все красивее совершается богослужение, на облачениях появляются золото и драгоценные камни… Но видим ли мы нравственное обновление общества? Влияние христианства на законы, обычаи, на все принципы принявшего его государства? Да, Константин объявляет воскресение свободным днем, освобождает Церкви и духовенство от податей, дарует епископам право суда, ограждает семью. Но часть его «христианских» законов направлена на привилегии Церкви, а другая, та, что действительно стремится «очеловечить» жизнь, продолжает еще в третьем веке начавшуюся эволюцию римского права в сторону «филантропии». Во всяком случае мы не видим никакого резкого перелома, никакого «кризиса» сознания, а во многом четвертый век, напротив, означает большее, чем раньше, закрепощение человека, большее давление на него государства, предвосхищает «железное» Средневековье».
И в этой ситуации у христианина, не пораженного духовной слепотой, возникает закономерный вопрос: что делать?
Здесь есть два пути. Один из которых я подробно описал в предыдущем посте, а о другом скажу сейчас.
Первый заключается в том, чтобы, физически оставаясь внутри «больной» общины, пытаться где личным примером любви, где проповедью или вразумлением выпрямить то, что искривилось. Следуя в этом примеру апостола Павла, который сказал: «Ибо хотел бы я сам быть «анафема», отлученным от Христа, ради братьев моих, сродников моих по плоти» (Рим. 9:3).
Первое же возражение, которое возникает: как можно быть на Литургии рядом с теми, кто одобряет убийства, беззаконие (и далее по списку).
Я понимаю это просто - по-евангельски. В церкви вместе стоят и овцы, и козлы, и зерна, и плевелы. До поры Господь это допускает (до великого дня суда). В том числе и давая возможность козлам перевоспитаться (и кстати, не всегда бесполезную). Церковь и была послана в мир, чтобы его менять (как закваска и соль). А Церковь - это каждый христианин: храм Духа Святого.
Господь принимает жертву овец и отвергает жертву козлов. А благодать даёт щедро и тем, и другим. Как талант, который надо вернуть и приумножить. Овцы способны и принять, и умножить, и принести плод. Козлы не принимают этот дар, отделяют его от себя, прячут в землю.
Вероятно, овцам не слишком комфортно среди козлов: уж больно те агрессивны. Но это смешанное «овце-козлиное» стадо было и в апостольской церкви: достаточно вспомнить скандал с раздачей хлебов, спор об обрезании и многие другие эпизоды из апостольских посланий. Было оно и позже – во все века христианской истории.
Только так это и работает. Так из «савлов» создаются «павлы». Как пришел Христос, чтобы освятить весь мир, так и каждый из нас, «облекшихся в Христа», принявших на себя Его образ , призван к тому же (в меру, данную ему Богом). Не выйти из мира, а войти в него: сохранив в себе свет, сделать какую-то часть мира вокруг себя, принадлежащей Богу.
Апостолы делали это в Иерусалимском храме и в синагоге среди своих братьев, хотя не были ни первосвященниками, ни «учителями народа». Не вижу, почему мы не должны делать тоже самое внутри нашей церкви. Почему мы должны оставлять тех, кто заблудился?
Почему не хотим миссионерствовать здесь и сейчас, а ищем вместо этого какое-то идеальное стадо, где можно мирно щипать травку, нагуливая жирок? Почему слова «идите и проповедуйте», которые говорятся КАЖДОМУ новообращенному при его крещении, мы переносим на каких-то «избранных пастырей» - «Не трогайте меня! Я в домике! Я - рядовая овца! Я ничего в этом не понимаю»?
Это первый путь. Не всем он подходит. Есть и второй.
Выход из церковного собрания. Отказ от компромисса с совестью. Евангельский максимализм. Молитва и добрые дела - «духовное делание» во «внутренней келье». В основе и этого пути лежит все то же понимание, что каждый христианин – это «храм Духа Святого», «столп и утверждение Истины». Только в этом случае и возможен такой путь.
Вам кажется, что это протестантизм?
Ну, значит, первыми протестантами были православные монахи 3-4 века. Как пишут в учебниках по истории церкви, появление православного монашества было реакцией на «оязычивание» и «обмирщение» церкви после того, как она стала официальной и в нее из конъюнктурных соображений хлынуло огромное количество вчерашних язычников.
Начиналось монашество именно, как «мирянское» движение: «Ни Антоний, ни Пахомий не имели никакой иерархической степени и, по-видимому, считали монашество несовместимым со священством, а тем паче — с епископством. (…)
…чем больше сближался мир с Церковью и проникал в ее внутреннюю жизнь — вспомним хотя бы понижение нравственного уровня христиан в конце второго века, — тем более в самой Церкви усиливалось внутреннее выделение тех, кто стремился жить по мерке евангельского максимализма» (Шмеман).
Я не стал бы называть этот путь расколом. На мой взгляд, в нем нет и еретического начала. Идущие по этому пути могут сохранить единство с матерью-Церковью, как сохраняли его Антоний Великий и другие монахи-пустынники, далеко не всегда имевшие возможность физически участвовать в Таинствах Церкви.
Любопытно, также, что в начале 20 века, когда христиане сталкиваются все с той же попыткой поставить Церковь на службу государству, подменить Царство Божие суррогатом, пойти на компромисс ради политической выгоды, появляется понятие «монастырь в миру» и люди, внешне живущие «в миру», но при этом отрекшиеся от него.
Однако тем, кого привлекает этот путь, стоит помнить – насколько он тяжел. Прежде всего, опасностью впасть в фарисейство и духовную гордыню. Увидеть себя единственным христианином посреди духовной пустыни. Этот соблазн будет всегда, потому что иначе не будет внутреннего оправдания своему отделению от церковной общины.
Будет и соблазн, обвинить «официальную церковь» в потери благодати. Так легче всего оправдать свой «отход». Однако. утверждать, что там нет Духа Святого, нет Таинств, нет чудес, которые творит Господь, чревато впадением в ту хулу, которая «не прощается ни в этом веке, ни в будущем».
И это – лишь немногие из тех проблем, которые будут возникать перед тем, кто решит идти этим путем. Впрочем, не проще и первый. И на первом, и на втором сейчас, даже в большей степени, чем раньше, нужны стойкость, мужество и верность Христу. И духовный разум. И доверие к Богу.
