К вопросу о статусе древней Киевской митрополии
Об исторических аспектах вхождения Киевской митрополии в состав Московского патриархата – протоиерей Алексей Онищук.
В нынешнее время нередко поднимается вопрос статуса Киевской митрополии, до вхождения оной в состав Московского патриархата. Самый ранний период (от основания митрополии) ознаменовался полной тотальной зависимостью дочерней Киевской митрополии от кириархальной Константинопольской Церкви.
Прежде всего, зависимое положение Церкви Руси от Константинопольского патриархата выражалось в том, что митрополиты «Киевские и всея Руси», как правило назначались Константинопольским Патриархом из кандидатов (преимущественно греков) представляемых патриаршим собором, без предварительного согласования с киевскими князьями или санкции на это местного собора епископов древней Руси[1]. «Начиная с Ярослава Мудрого, каноническая зависимость Церкви Руси от Константинополя не подлежит никакому сомнению – утверждает известный и авторитетный церковный историк и литургист протопресвитер А. Шмеман, – однако, эта зависимость довольно рано (может быть, с самого начала) начала тяготить церковно-государственное сознание, что проявилось в попытках поставлять местных священнослужителей в митрополиты (Илариона при Ярославе в 1051 г., Ефрема при Изяславе, а также в 1147 г. Климента Смолятича)»[2]. Правом назначения на Русь митрополитов Патриархи очень дорожили, и выказывали крайнее возмущение в случаях, когда в митрополиты Киевские поставляли местных русичей собором местных епископов, по воле великого князя, и в обход Патриарха. Отношение Константинополя к таким проявлениям «самоуправства» было бескомпромиссным – поставленные митрополиты не признавались, и как следствие не признавались и хиротонии таких митрополитов.
Невзирая на то, что Русь была независимым государством с огромной территорией, до середины ХV в. она находилась в юрисдикции Константинопольского Патриархата – как одна из его митрополий. Если проанализировать внутренний порядок управления, Киевская митрополия пользовалась правами патриаршего экзархата даже больше, чем другие греческие экзархаты[3]. Однако митрополия Руси в константинопольских диптихах занимала место в ряду последних: в древнейшем из них – 61-е[4], а в более позднем, составленном уже при императоре Андронике Палеологе (1306–1328 гг.) – 77-е место. Как одна из митрополий Константинопольского патриархата, она в своей жизнедеятельности руководствовалась теми же «Номоканонами», что и Константинопольская Церковь, для нее были обязательными все постановления Соборов, Патриархов и Синодов кириархальной Церкви.
Константинопольскому патриарху вместе с Синодом и в согласии с императором принадлежали следующие права по отношению к Церкви Руси:
- посвящение киевских митрополитов, которое при расширительном толковании этого права соединялось обычно и с назначенным их, чаще всего из греков;
- регулирование местного церковного устройства. В Константинополе издавали грамоты об учреждении новых митрополичьих кафедр на Руси, о перенесении кафедры митрополита из одного города в другой (не обходимо также отметить, что перенесение кафедры из Киева во Владимир на Клязьме, а оттуда позже в Москву, также было санкционировано Константинополем);
- Константинопольские Патриархи требовали от митрополитов отчетности о состоянии церковных дел на Руси и осуществляли контроль за их (митрополитов) деятельностью. В патриаршей грамоте 1354 г. было сказано, что Киевский митрополит должен не реже чем через два года являться с докладом в Константинополь, или, по крайней мере, присылать своих уполномоченных;
- в Константинополе находилась высшая судебная инстанция, где разрешались споры, вспыхивавшие на Руси (что не находили своего решения на местных соборах), например, о посте в среду и пятницу, если на эти дни приходятся великие праздники[5];
- Константинопольской Патриархии принадлежало право суда над русскими митрополитами по жалобам на них со стороны епископата или князей. Право получения денежной дани от митрополии, и право ставропигии. Из Константинополя присылалось на Русь святое миро[6].
Особенностью церковных отношений между Константинополем и Киевской митрополией оказалась зависимость не только от Константинопольского Патриарха и Синода, но и от императора ромеев (т. з. теория единого царства, которую греческие митрополиты, назначаемые на Киевскую кафедру, проводили на Руси с первых дней установления христианства, которую безоговорочно приняли русичи[7]). В важнейших актах, касавшихся Киевской митрополии, упоминалось, что они изданы с согласия «высочайшего и святого самодержца» или по его прямому распоряжению. В византийском церковном и государственно-правовом сознании император-василевс, мыслился как хранитель догматов и христианского благочестия, как верховный защитник Православия, а значит, и как самодержец (автократор) всех православных народов, его имя возносилось за богослужением, а нарицательным именем «ромеи» стали называть всех христиан[8]. Все православные государи считались вассалами императора. «Правители прочих государств получали от него, в зависимости от их политического веса и родственных связей с правящей в Константинополе династией, титулы архонтов, князей и стольников»[9]. Киевскому великому князю в ХІІ-ХІV вв. усвоялся лишь скромный придворный титул стольника (дословно титулатура с греческого значит «официант при трапезе»)[10].
С Х в., т. е. с основания Церкви на Руси на ранних этапах построения христианской государственности, все церковно-государственные отношения складывались по византийской схеме. Привилегии Церкви были подтверждены особыми указами святого Владимира и последующих великих князей. В судейской системе, позаимствованной из Византии, византийская схема, до некоторой степени, была гиперболизирована нашими князьями-неофитами. «Церковный устав» св. кн. Владимира значительно расширяет по сравнению с византийским сферу церковного суда – к нему переходят, например, все семейные дела, дабы Церковь могла успешнее влиять на перерождение общества[11]. Соблюдались не только церковные каноны, но и законы ромейских василевсов, которые считались ктиторами всех христианских народов.
Как общецерковная так и монастырская жизнь в данный период формировалась и благоустраивалась за византийским образцом, прототипом для которого послужил устав константинопольского Студийского монастыря[12] (основным был Киевский пещерный монастырь, основанный преподобным Феодосием).
Приведенные примеры канонических взаимоотношений между Константинополем и дочерней Киево-Русской Церковью были нормой, которая в разные исторические моменты реализовалась в большей или меньшей мере. Но, со временем, все начало в корне меняться: в бедневшей и необратимо гибнущей Византии подкупы и обманы слишком часто становились сильнее и важнее канонического и вселенского сознания[13]. Действия Главы Константинопольской Церкви все чаще действовали вопреки каноническим нормам, особенно с момента, когда территория исторической Руси оказалась во владении трех государств: Литвы, Польши и Москвы.
После разделения в 1458 г. Киевской и Московской митрополий, Киевская, что осталась под протекторатом Константинополя, находилась в границах польско-литовского католического государства (митрополичий центр находился в Литве, так как после разрушения Киева татаро-монголами в 1240 г. – последний перестал быть резиденцией митрополита, сохранился только титул «митрополита Киевского и всея Руси»), государственным курсом которого было уничтожение Православия. А инструментарием для достижения поставленной задачи использовалось право «патроната», проявлением которого было так званое «подаванье хлебов духовных», что реализовывалось «подаванием» (скорее - продаванием) ключевых иерархических должностей – архиерейских кафедр и настоятельских мест в главнейших монастырях[14]. Таким правом «подаванья» на государственном уровне обладал сам король, а на местах, в рамках патронатских имений – местные магнаты, владельцы окружающих земель. Таким образом, место в иерархии получал тот, кто имел возможность внести за него соответствующие суммы в королевскую казну. Королями церковные должности в Православной Церкви раздавались даже светским лицам за долги государства этим людям, разные заслуги, по прошению приближенных к королевскому двору и тому подобное. Особенно разрушительным, даже растлевающим образом на всю мораль иерархии и клира действовало «подаянье» именно епископских кафедр, в управление полностью светским и недостойным людям, которые и не думали становиться священнослужителями, они получали звание «нареченного владыки» и все архиерейские права: судили духовенство, расторгали браки, собирали в свою пользу церковные доходы, а за ненужностью эта должность могла быть перепроданной другому лицу за деньги как недвижимую хозяйственную собственность. Учитывая, что король постоянно нуждался в деньгах для своей роскошной жизни, злоупотребления при замещении епископских кафедр достигли невиданных размеров, назначались лица, вообще не подготовленные к духовному служению, желавших только пользоваться богатыми церковными имениями. С подачи государственной власти, ставали епископами недостойные этого сана люди, двоеженцы и женатые. Митрополит Киевский Онисифор (Дивочка) был двоеженцем. Епископы - Перемышльский Михаил (Копыстенский), Холмський - Дионисий (Збируйский) и Пинский - Леонтий (Пельчинский) – были женатые, последние двое и в епископстве продолжали жить с женами. Были случаи, когда еще при жизни старого епископа знатный шляхтич выспрашивал у короля грамоту на вакантную в будущем кафедру и носил титул «нареченного епископа». Иногда король давал такую грамоту одновременно двум лицам. И последним предоставлялась возможность насильственным, вооруженным путем захватывать проданную им кафедру[15]. Понятно, что порядочные люди, при таких условиях, попасть в состав церковной иерархии практически не имели возможности. Следовательно, все ключевые церковные должности сосредоточились в руках людей оппортунистических, меркантильных, а зачастую и аморальных.
В описанный период Киевская митрополия все еще находилась в составе Константинопольского патриархата, однако влиять на внутреннюю жизнь своей «дочери» «Церковь-мать» не имела возможности, подчинение на данном этапе носило исключительно декларативный характер[16]. Польское правительство своими решениями только способствовало уничтожению любых связей с Константинополем (1676-1678 гг. издан указ запрещающий сношения с Константинополем под страхом смерти)[17]. А большинство епископов привыкших жить как польская магнатерия, уже не были заинтересованы в установлении или восстановлении контроля над собою, про что свидетельствует письмо Кирилла (Терлецкого) к другим епископам, где он пишет, что если патриархи і в дальнейшем будут проезжать через наши земли, чего раньше не бывало, то они (патриархи) лучше узнают обстоятельства церковной жизни в Киевской митрополии и нас низложат (снимут сан).
В итоге, бесконтрольность со стороны Константинополя и злоупотребления государственного аппарата Речи Посполитой привели б к тому, что врагам Церкви не надо было бы прилагать усилия для ее уничтожения – она сама себя свела бы на нет, через аморальный стиль жизни иерархии, для которой, не существовало, никаких сдерживающих факторов и рычагов влияния (даже в лице Церкви-Матери). Как говорится: «С такими друзьями, и врагов не нужно».
Не имея реальной возможности самим влиять на подчиненную митрополию, Константинополю для того, чтобы уберечь эту Церковь, не оставалось иного выхода, как передать административное управление ею Московской Патриархии.
В наше время крайне часто поднимается вопрос о праве мироварения, как обязательного атрибута независимости (автокефалии) поместной Церкви. Так после присоединения к Московскому Патриархату, миро кроме Москвы, варилось еще и в Киеве (в Киево-Печерской Лавре)[18] по крайней мере до революции.
* * *
И так, резюмируя все вышесказанное, мы видим, что Киевская митрополия от начала своего существования находилась под реальным контролем Константинопольской «Матери-Церкви», но с течением времени управленческий контроль был утрачен, остался только номинальный. И в этой, фактически бесконтрольной структуре царили критически низкие морально-этические нормы жизни, а учитывая наступление в это время протестантизма и католицизма, ей грозил бы полный крах и уничтожение.
Можно, видя умирающую от смертельного недуга дочь дать ей умереть, не имея возможности помочь – утешая себя только той мыслью, что это МОЯ дочь, а можно позвать на помощь врача, у которого есть необходимый инструментарий для спасения жизни.
Перед Константинополем стоял сложный выбор – либо позволить погибнуть своему «детищу» под своим протекторатом, либо передать ее в управление новому «администратору». Также нельзя списывать со счетов личные выгоды (в том числе материальные) всех, без исключения бенефициаров от этой «сделки».
Сегодня можно по-разному относиться к вхождению Киевской Церкви в состав Московского патриархата, однако не возьми именно тогда Москва под свой административный контроль Киевскую митрополию – с течением времени и такими негативными тенденциями жизненного и иерархическо-административного уклада, сегодня, очень вероятно, нам не пришлось бы о ней вообще говорить, потому что ее могло бы и не быть…
[18] Дебольский Г. С. протоиер., Православная Церковь в ее таинствах богослужении, обрядах и требах. – Киев, 2008. – С. 106-107.
