Усекновение главы Иоанна Крестителя, или Как стать «оазисом» в «пустыне»
11 сентября – день особенный. Мы не просто празднуем день памяти пророка Иоанна в день его смерти – сама смерть и ее причины выносятся в название праздника.
11 сентября Православная Церковь празднует Усекновение главы Предтечи и Крестителя Господня Иоанна. Ни для кого из христиан не секрет, что день памяти того или иного святого чаще всего бывает приурочен как раз ко дню его смерти. Этот факт мы воспринимаем абсолютно спокойно, в то время как люди далекие от Церкви скорее удивились бы или вообще просто покрутили пальцем у виска. По этой причине 11 сентября становится днем особенным еще и потому, что упоминание о смерти здесь выносится в название праздника.
Мы можем еще вспомнить и об Успении Богородицы, однако же с Божией Матерью ситуация совершенно иная. Под Успением мы понимаем также и Воскресение и Вознесение Девы Марии, которые в древности иногда отмечались как отдельные праздники. Для Иоанна Крестителя, несмотря на его святость, все это еще впереди. Название праздника, т.е. «Усекновение главы», в церковнославянской формулировке звучит достаточно мягко, а вот только попробуйте кому-то из далеких от Церкви людей заявить, что вы празднуете «Отрубание головы Иоанна Крестителя». Недоумение – это, пожалуй, лучшее, что вы получите в качестве ответной реакции. Нужно сказать, что как раз в таком непонимании и кроется то противопоставление вечного и временного, духовного и материального, Божественного и демонического, которое сопровождает человечество всю его историю с самого момента грехопадения.
Пустыня – это огромный мир иссохших человеческих сердец, способных слушать, но не хотящих слышать
Еще пророк Исайя (Ис. 40, 3), а за ним и все четыре евангелиста (Мф. 3, 3; Мк. 1, 3; Лк. 3, 4; Ин. 1, 23) называют Иоанна Крестителя «гласом вопиющего в пустыне». Пустыня, в подавляющем большинстве территорий, высохшая и безжизненная земля, в которой, казалось бы, нет никакого смысла проповедовать, но все же и в пустыне есть не только одиночные очаги жизни, но и целые оазисы.
Пустыня – это огромный мир иссохших человеческих сердец, способных слушать, но не хотящих слышать. Давайте просто вспомним, что и ревностные защитники законной праведности – фарисеи, посылают к Иоанну узнать, не Христос ли он. А затем, когда его святость была очевидной, они не в состоянии признать, что его крещение было «с небес, а не от человеков» (Мф. 21, 25-27). Сам Ирод, многократно обличаемый за свое нечестие, все равно уважал Крестителя и не решался ничего ему сделать до тех пор, как, по слову священномученика Фаддея (Успенского), «опьяненный вином и страстью к блуднице, не потерял способности ясно отличать голос совести от голоса страстей».
Я уже не раз упоминал о том, что подавляющему большинству людей, не то что Церковь или Бог не нужны, им даже смысл жизни не нужен. При таком отношении все, что люди способны устроить – это скверный и отвратительный иродов пир.
Многим из нас, православных христиан, даже при правильном расставлении приоритетов, в глубине нашей порочной души, все же хочется пожить, как минимум спокойно, без «рывков», потрясений, скорбей...
На таком пиру, у кого-то звоном бокалов, у кого-то ревом двигателей дорогих автомобилей, у кого-то буйством блуда, а у кого-то и тихим, упорным трудоголизмом заглушается голос совести, создается иллюзия успеха, спокойствия, стабильности и безопасности. Но, в противовес всему этому, Иоанн Креститель предлагает нам свою аскетическую и благодатную трапезу. Многим из нас, православных христиан, даже при правильном расставлении приоритетов, в глубине нашей порочной души, все же хочется пожить, как минимум спокойно, без «рывков», потрясений, скорбей, однако, в таком случае, давайте не забывать, что и без реальных духовных усилий и подвига.
Сегодня перед нашим взором, как и перед взором многих людей, встает образ величайшего праведника и аскета – Иоанна Крестителя, отдавшего свою жизнь за Правду и Истину. Если его голос слышали даже Ирод с фарисеями, то тем более и современный человек, перед Лицом Господним, не сможет сказать, что он «не знал» или «не слышал».
Еще апостол Павел писал, что «святые будут судить мир» (1 Кор. 6, 2). Как же так, ведь мы знаем, что есть только Один Судия? «Амвросиаст» нам отвечает: «По образцу их веры неверие мира осудится». И не нужно думать, что здесь идет речь только об отдельных избранных светочах, чьи лики мы видим на иконах, и чьи имена внесены в церковные календари. Образ Иоанна Крестителя и всех последующих за ним святых – это не только обличение нашего неверия, пассивности и духовной теплохладности – это еще и цель. А, как говорил Кант, если есть цель и средства достижения цели, то тогда цель принципиально достижима. Мы сами должны стать святыми и не только там, за порогом смерти или Страшного Суда, но и здесь в этой «юдоли плачевной».
Пусть каждый ответит себе: видят ли окружающие люди в нас христиан, и каких христиан они видят?
«Стремись же, человек, к этой славе», – восклицает праведный Иоанн Кронштадтский и добавляет, что святые будут судить даже «демонов, которые в этом мире имеют такую силу в людях нечестивых». У каждого человека есть круг общения – знакомые, близкие, друзья. Пусть каждый ответит себе: видят ли окружающие люди в нас христиан, и каких христиан они видят? Хотят ли они глядя на нас также стать христианами? Эти, не требующие сиюминутного ответа вопросы, должны стать «красной лампочкой», постоянно «маячащей» перед глазами и не дающей уснуть сном неведения и пассивности.
Иоанн Креститель сам о себе говорит, что он «друг жениха, стоящий и внимающий ему, радостью радуется, слыша голос жениха. Сия‐то радость моя исполнилась» (Ин. 3, 29). Настоящий друг не ведает понятия «мое», он способен радоваться не за себя, но за жениха, он внимает жениху и ищет его славы, но не своей. Этот образ также должен въесться в нашу память. Сегодня есть открытый доступ к различной христианской литературе, есть возможность много знать и во многом разбираться, но за всем этим должно стоять стремление прославить Господа, а не кичиться своим умом и, «заткнув» оппонента «за пояс», тешить собственное самолюбие. Все это возможно лишь в том случае, если мы действительно примем аскетическую и смиренную «трапезу» Иоанна Крестителя. В противном же случае, мы станем соучастниками «иродова пира», где «пьяный язык», среди прочего, не против «перетереть» о «великом» и «вечном».
Вот мы читаем, что Ирод слушал Иоанна Крестителя «с удовольствием» (Мк. 6, 20). С таким же удовольствием большинство людей, в том числе и мы с вами, говорят о Господе, вечности и т.п., но, как правило, когда встает вопрос о реальных делах, всегда находится целый ворох самооправданий.
Какие-то советы Крестителя Ирод выполнял, пока это было удобно, но стоило «гласу вопиющего в пустыне» указать на самое зло в его душе, на страсть, наслаждений от которой ему не хотелось лишаться, как тут же все доброе было предано забвению.
Почему так происходит, нам поясняет святитель Григорий Палама: «Как в отношении лекарств мы чувствуем горечь, но принимаем их, потому что рассчитываем получить от них пользу, так противоположное сему случается в отношении духовных наставлений: не поддающиеся им, хотя, правда, и наслаждаются ими, сущими по своей природе приятными, но не восприемлют их, замечая, что они являются препятствием для их порочных стремлений».
Такое расположение души – «скользкая дорожка», по ней пошел Ирод и потерял вечность, по ней можем пойти и мы. Ведь, как сообщает нам евангелист Марк, царь не только слушал Иоанна, но и «многое делал» (Мк. 6, 20). А что в итоге? Не было в Ироде ни смирения, ни кротости. Какие-то советы Крестителя он выполнял, пока это было удобно, но стоило «гласу вопиющего в пустыне» указать на самое зло в его душе, на страсть, наслаждений от которой ему не хотелось лишаться, как тут же все доброе было предано забвению.
«Поелику же злу свойственно ненавидеть порицающих его, – продолжает святитель Григорий, – то, когда по причине порицания у него родилась ненависть к Иоанну тогда все оное презрев, он стал единодушен с прелюбодейкой в ее кровожадном желании». Думаю, выводы здесь очевидны.
* * *
Этот небольшой текст явился следствием потока моих, где-то немного сумбурных, мыслей. Писал я, прежде всего, о самом себе, но мне также хотелось, чтоб образ Иоанна Крестителя и его подвига не только «освежился» в нашей памяти, но и послужил возбудителем ревности о Господе, толчком к дальнейшему качественному изменению духовной жизни, дабы в окружающей «пустыне», нам не только не «засохнуть», но и «озелениться» прекрасным «оазисом». Аминь.
