Смерть в расколе
Многие раскольники вместе со святыми мучениками приняли страшную смерть. Но имена одних сияют как звезды на небе, о других не смеем вознести молитву как об отступниках.
Это не литературный приём. На руках у меня осталась рабочая флешка Эмилии Петровны Ладыженской, выдающегося ученого и историка Церкви, которая, в частности, составила все Жития святых Новомучеников Черкасских.
После её ухода в 2010 году её сын Сергей Подольный и её духовник протоиерей о. Олег Капитонов благословили меня при необходимости использовать эти материалы по своему усмотрению. Необходимость возникла в октябре 2018 года в связи с «константинопольским расколом» (назовём его так), усугубившим в Украине все существующие расколы, провоцируя новые.
Конспектируя сотни документов из архивных «дел» репрессированных священнослужителей и мирян, у Эмилии Петровны накопились сведения и о раскольниках 1920-1930 годов. Работая над очерком о них, она не упускала из поля зрения и современный нам «филаретовский раскол», энергию готовящегося материала адресуя тем, кого может вразумить чужой опыт.
Эмилия Ладыженская рассказывала, что открывая очередное «дело», она не всегда могла сразу определить, о каком страдальце в документах речь – о православном или о раскольнике-обновленце, униате, католике. Пока она разбиралась, порой успевала вникнуть в детали, в повороты судеб. Но и убедившись, что «дело» о раскольнике, не всегда спешила его отложить, вникала в мотивы: люди встречались неординарные. Здесь, отметим, документы приходилось переписывать вручную (в реалиях 1990-х), – разбираясь в почерках и битых шрифтах пишущих машинок – в доносах, оперативках, в допросных листах. Э.П. Ладыженская совершила духовный подвиг.
Ниже представлен сводный очерк о раскольниках, составленный из нескольких её незавершённых материалов. Очерк отредактирован и завершён публикатором.
«…а это такой тяжкий грех, что и кровь
мученическая не может загладить его».
Киприан Карфагенский († 258 год)
Многие раскольники приняли мученическую смерть. Будучи арестованы одновременно со святыми мучениками, сидели они в одних и тех же камерах, были пытаемы, уничижаемы, расстреляны. Но имена одних сияют как звезды на небесах, о других же не смеем вознести молитву как о еретиках и отступниках… Но Господь для чего-то же донес до нас их имена; открылась тайна их жизни и смерти. Сохранили всё это в назидание нам архивные хранилища.
Если возможно на уроках других избежать собственных падений и ушибов, следует изучать отрицательный опыт тех, кто «вышел от нас, не будучи нашим»(1Ин 2, 18): воистину трагичен их путь и конец. Но разве и сегодня нет священнослужителей и мирян, ввергающих себя под прещения и проклятия Вселенских Соборов, хулящих Матерь-Церковь и раздирающих ризы Христовы?
О них не сказать нельзя. Ведь они разделили общую участь со всеми, кого считали «попами», и, увы! – их незаслуженно также считали святыми, тогда как малодушие было наименьшим грехом раскольников, на чьей совести кровь и страдания многих истинных священнослужителей, брошенных в темницы по их доносам.
Классический пример – засвидетельствованный в житии исповедника Луки (Войно-Ясенецкого). Арест его «сопровождался травлей… Последовало несколько клеветнических статей, в том числе нападал на него в печати отрекшийся от Бога бывший протоиерей Ломакин». Но и на допросе в ГПУ епископ Лука обличал живоцерковников, внушая тем самым уважение своим мучителям.
Не так складывалась судьба «архиепископа» Павла Евграфовича Циприановича (1860-2.11.1937), одного из старейших по возрасту священнослужителей Православной Церкви, не устоявших перед искусами революционных богоборцев. Он поддался шантажу и, вероятно, насилию, и оказался в рядах так называемой Украинской автокефальной православной синодальной церкви, созданной для борьбы с канонической Церковью, с «тихоновцами». «Синодалы» действовали на территории УССР в 1922-1930 годы наряду с другими раскольническим группировками – Лубенским расколом, УАПЦ и пр.
Павел Циприанович – выходец из дворян, выпускник Киевской духовной академии 1882 года, в недавнем прошлом – Почётный Председатель Казатинского отделения «Союза Русского народа», постоянный автор журналов «Руководство для духовных пастырей» и «Духовная беседа», а также известной газеты «Киевлянин». Зацепок для шантажа было более чем достаточно. «Зацепкой» являлось, разумеется, и то, что он всею душой любил Церковь. Доносы передают: «Для меня лично, говорил он, закрытие церквей равносильно смерти». Понятно любому, это очень комфортно, когда церковь открыта и не надо прятаться и править службы на квартирах, тем более где-то в ссылке...
В октябре 1923 года Павел Евграфович в очередной раз был доставлен в Казатинский отдел ВЧК – на этот раз в наручниках. Прежде, несмотря на неюный возраст, он сбегал от сопровождения… Казатин, напомним, – городок Бердичевского уезда (ныне Винницкой обл.). На столе начальника ВЧК лежало Постановление о высылке Циприановича за пределы Украины, на зиму глядя. Чекист провёл беседу... Архивные документы иногда передают больше, чем в них сказано: «Рассмотрев дело об антисоветской агитации Циприановича и, принимая во внимание, что по окончании следствия гражданин Циприанович в преступлении сознался и дал обязательство в лояльности к советской власти, почему проживание его в пределах Киевской области не повлечет за собой нежелательных преступных эксцессов, отменить постановление о высылке его за пределы Украины». Понятно, подписка о сотрудничестве была вымучена, если не выбита. И ни у кого не повернётся язык осудить, но констатировать мы вправе: в это же время миру были явлены тысячи исповедников и святых мучеников.
Он получил оперативный псевдоним «Платонов»… Наверное, сам выбрал, вложив в кличку некий особый смысл. Удивительно, что она так точно рифмуется с кличкой другого, современного нам агента ГБ: «Антонова», которую без малого полвека носил Филарет, творец современного раскола. Филарет-Антонов и Циприанович-Платонов... Правда, это сравнение несколько оскорбительно для памяти Павла Циприановича. Но оба были порождены одной силой.
Когда же, наконец, уразумеют раскольники «всех времен и народов», что их роль на службе у дьявола примитивна и проста…
Вскоре состоялась его «хиротония» в обновленческой структуре «синодалов». С 1924 года Циприанович стал «епископом» Белоцерковским, в 1926 его перебросили в Житомир, в 1928 – он «епископ» Нежинский и в тот же год – вновь Белоцерковский. В 1934 году его перебрасывают на овдовевшую Черкасскую «кафедру» – после смерти «архиепископа Черкасского» Герасима Строганова, о котором мы ещё скажем.
Одновременно с Циприановичем, который стал «архиепископом», в Черкассы был переведён и его многолетний куратор, следователь ВЧК младший лейтенант Булгаков, которого в звании не повысили.
В известном смысле, дав расписку о сотрудничестве, Циприанович обрёл возможность свободно говорить самые рискованные вещи. Он стал как бы неприкасаемым и бравировал этим. Собственно, стал провокатором. Говорил, что позволяет себе «говорить в контрреволюционной форме о советской власти, но ему прощают, как глубокому старику» (из свидетельских показаний). Мог с присущим ему светским остроумием, перефразируя Святейшего Патриарха Тихона, сказать: «Я не такой злой человек, как кое-кто думает, и я не враг советской власти, однако всегда говорю, когда меня спрашивают о моем к ней отношении: пусть ей скорее будет Царство Небесное» (из показаний). Слова Патриарха Тихона, смутившие в 1923 году многих, были: «Я далеко не такой враг ее (советской власти), каким они (обновленцы) меня выставляют».
Павел Евграфович пользовался огромным авторитетом в среде окормляемого им духовенства. Нет ни одного отрицательного отзыва о нем как о епископе и человеке. Обаяние его неординарной личности придавало ему ореол если не святого, то страдальца за правду и бесстрашного подвижника… Свидетельские показания рисуют нам привлекательный образ очень рачительного хозяина епархии: «Как архиепископ, Циприанович ведет активную работу среди духовенства, чтобы оно следовало его примеру в части противодействия закрытию церквей. Для проведения такой работы разъезжает по районам и области...».
В своём кругу он проповедовал: «Братья и сестры! Я не раз бывал в Иерусалиме вместе с другими видными людьми и имею подарок одной помещицы – частицу Креста Господнего. Да, вы живёте трудно, но надо бороться со злом, которое вас окружает. Крест вам поможет в этой борьбе. У нас отнимают соборы и церкви, – видите сами, в какой тесноте приходится молиться. Так молитесь же Богу и Его Святому Кресту, да помогут они нам вернуть наши храмы и монастыри, с помощью всех верующих...»
Не правда ли, ни чем неотличимо от истинной проповеди истинного пастыря? Людям импонировало и то, что он практически не скрывал своей принадлежности к номенклатуре НКВД. Об этом в кругу священников шёпотом говорили как о неизбежной необходимости и тяжком кресте. На доклады в горисполком он ходил в полном облачении. В следственном деле одного из иереев Смелянского благочиния говорится, что архиепископа Павла не считали провокатором: скорее, дезинформатором, что в глазах окружающих создавало ему легенду «своего человека» в лагере врага, некоего разведчика, живущего под угрозой разоблачения.
Его истинной роли – раскольника Церкви – не понимали многие миряне и священники. Примечательно, что и низовой состав ВЧК не понимал стратегического замысла высшего руководства. Во всяком случае, не понимал младший лейтенант Булгаков, оперативник недалекий и не очень грамотный, о чем можно судить по его докладам. Булгаков всё время хотел отделаться о своего подопечного. Ещё в Белой Церкви он писал о Циприановиче: «Являясь епископом Белоцерковского округа, ценности как агент не представляет, т.к. доказывает лояльность тихоновцев к советской власти. О реакционности Украинской Православной Церкви (имеется в виду УАПЦ) в лице ее епископа Бржосниовского, избегает давать конкретные факты об их антисоветской деятельности. Большой шкурник. Всячески стремится добиться снижения налогов и оказания ему в этом помощи.
Пользуется услугами Торгсина, куда сдает ценные вещи в обмен на продукты. Ведет большую переписку с представителями религиозного культа Черниговской области. Однажды писал письмо в Америку об оказании ему помощи. Поддерживает связь с оперативной службой, ходит регулярно на прием в райотдел (ГПУ) по своему желанию, то есть когда ему заблагорассудится, а на замечания об опасности засветиться отвечает: «А, ничего... И так знают». С епископом Бржосниовским ходят друг к другу в гости, оба уверены, что каждый из них состоит на учете в ГПУ, делятся впечатлениями о тяжелой жизни, после чего оба в разговоре с оперативником высказывают мнение, что другому живется лучше: приход богаче. Отношение к советской власти и строю враждебное. Как агент бесполезен: балласт».
Булгаков не мог смириться с тем, что этот чисто и небедно одетый, неизмеримо лучше него живущий «церковник» водит его за нос, а высшее начальство никак не реагирует на его сигналы. Не понимал, что одним фактом своего раскольнического существования Циприанович являлся орудием уничтожения истинной Церкви.
В Черкассах Циприанович жил на улице Розы Люксембург, в доме 22 (там существует и поныне крепкий кирпичный дом).
До него в том доме жил его предшественник «архиепископ Черкасский» Герасим Строганов, бывший епископ Православной Церкви, который в 1922 году ушел в раскол и до смерти пребывал в нем. Об обстоятельствах смерти Строганова и его похоронах есть несколько разрозненных свидетельств. В 1934 году он был вызван у Киев, откуда «вернулся в Черкассы замученный, с отбитыми почками и печенкой... пожил две недели и скончался». В одном из показаний: «Полтысячи жителей Черкасс и все духовенство, независимо от конфессий, возмущенное жестокостью власти, собралось на погребение Герасима Строганова. Все знали об обстоятельствах, приведших его к смерти. На панихиде говорилось о том, что «он был мучим и над ним советская власть поиздевалась и бедный, невинный человек преждевременно ушел из жизни». «На его похоронах присутствовало 24 священника, 2 епископа и было много народа…» Современники считали его мучеником, как и его брата Николая, тоже «епископа», которого власти буквально вышвырнули из дома после похорон старшего брата.
Не приходится сомневаться, что Герасим Яковлевич Строганов был по натуре мягким и добрым человеком, в глубине душе считавшего себя истинным православным. Тем не менее, был он обновленцем и своим кажущимся благочестием и вынужденным подвижничеством увлек за собой в раскол тысячи овец стада Христова, не подозревавших, что их пасет наемник НКВД, а не истинный пастырь Божий, да простит им Господь невольный грех.
Нет слов, трагична судьба Герасима Строганова и еще трагичнее жизнь и смерть его брата Николая, но были сто сорок четыре праведника из сонма новомучеников Черкасских и более ста погибших в концлагерях черкасских священнослужителей, на чью долю выпали немыслимые скорби и страдания. Как мы можем поставить рядом их, верных Христу и иуд, предавших Христа на мученическую смерть?
Увы, за Строгановым и Циприановичем, личностями во многом замечательными, шли священники, известные своим благочестием.
Протоиерей Кирилл Шараевский, с 1913 года настоятель Троицкого храма Черкасс (на месте храма Холм Славы), был награждён всеми наградами Церкви. Перечень его регалий и представительств в различных соборах, общественных и церковных организациях и т.п. занимает в Книге учета паствы Свято-Троицкой церкви, две страницы; служил при открытых Вратах!..
Протоиерей Димитрий Чайковский был последним настоятелем храма-памятника изумительной красоты на Соборо-Николаевском кладбище… Священник Преображенской церкви в Дахновке Александр Ромоданов… Протоиерей Георгий Ганкевич… К сожалению и прискорбию, даже на следствии никто из них ни единым словом не обмолвился о раскаянии. Что очень и очень печально. Годы пребывания в клире Православной Церкви были перечеркнуты по требованию власти. Многие вступили на путь разорения Церкви Христовой – греха, не смываемого даже мученической кровью. Все они, и многие другие, разделили участь своего архиерея. Все расстреляны: Кирилл Шараевский – 24 октября 1937, Димитрий Чайковский – 15 ноября, Георгий Чайковский – в конце октября, Александр Ромоданов – 14 января 1938 года…
Павел Циприанович был арестован 10 октября, обвинительное заключение получил 14 октября. В нем, среди прочих обвинений замечено самое существенное: «Антисемит. Распространял провокационные слухи по поводу того, что евреи выступили бы против советской власти, если бы знали, что их не побьют».
Решением Тройки Киевского облуправления НКВД от 16.10.1937 года Павел Евграфович Циприанович был приговорён к расстрелу и убит в ночь на 2 ноября того же года.
25 августа 1989 года реабилитирован.
И подтвердилась истина, что не всякая смерть и на кресте мученическая и не всякая мучительная смерть возвышает до креста. Оказалось, что только исповедание страстей Господних собственною кровью есть свидетельство, символом которого стал выбор благоразумного разбойника, исповедавшего Христа в час богооставленности и скорби Его.
Символическое изображение Креста Господня и представляет такой выбор: правая планка изножия Креста устремлена и указывает вверх: это путь разбойника благоразумного. Левая же, олицетворение выбора разбойника-хулителя, навечно застыла в положении падения вниз: участь всех богоотступников и малодушных, отрекшихся спасительного имени Христа.