Об украинскости украинского Православия
Сегодня в определённой части украинского церковного истеблишмента наблюдается увлечённость национальными идеями. Впрочем, эта увлечённость имела место и раньше, просто сейчас она приобрела новый оттенок – агрессивный и сознательный национализм.
Известно, что покойный Блаженнейший Митрополит Владимир часто говорил о своей любви к Украине и ко всему украинскому. Эта любовь никогда не выглядела наигранной и ненатуральной, а значит, не требовала постоянного подтверждения. То есть, у Блаженнейшего всё выглядело естественным. Он действительно любил Украину, народ и его культуру. Ему ничего не надо было доказывать. Поэтому он и не ставил свой патриотизм во главу угла пастырского служения – там всегда был Христос. Вместе с этим, никогда при его жизни внутри самой Церкви не наблюдалось какого-то противления патриотизму или украинским идеям. И опять же потому, что никакого акцента на них не было – всё было естественным и занимало ровно то место, которое и следует занимать. Противление возникает тогда, когда любая идея, какой бы благой и правильной она ни была, становится на место Христа. Именно это случилось после смерти Блаженнейшего.
Для него, как уже было сказано выше, патриотизм и украинскость были естественными и, что называется, природными, но вот его ближайшее окружение относилось к этим понятиям по-иному. В то время, когда Митрополит Владимир ещё здравствовал, люди, которые его окружали, относились к его украинофильности с известной долей иронии – для них все эти идеи были не более чем странным увлечением начальства. Нет, они конечно поддерживали Предстоятеля и время от времени осторожно намекали на свою украинскость… Но было совершенно очевидно, что всё это – не более чем игра, некий тренд или модное веяние.
Известно, что во времена Шевченко высшее петербургское общество увлекалось украинской народной культурой и её самобытностью. Поэтому Шевченко прекрасно принимали в свете, его книги печатались в столице Российской империи, а его картины пользовались неизменной популярностью. Однако все прекрасно понимали, что эта восторженность – не более чем блажь богатых и самодовольных аристократов. Они любили порассуждать о тяжёлой жизни простого народа, могли поругать власть, повозмущаться порядками, но никто из них даже пальцем не пошевелил, чтобы облегчить судьбу того самого народа. Более того, каждый из них был готов отказаться от всех так называемых свободных идей, как только ими начинала интересоваться полиция.
Примерно то же самое можно сказать и о тех людях, которые были близки к покойному Митрополиту Владимиру – они могли несколько раз в десять лет, и то в очень узком кругу, пощеголять в вышиванке, могли спеть одну-две народные песни, выпить горилки… Но, не более того. Язык их повседневного и официального общения был русским, нигде и никогда они не заявляли открыто о своей любви к Украине и её народу, и часто их патриотизм не шёл дальше митрополичьей кухни.
Точно то же самое можно сказать и о «диалоге» с раскольниками. То есть, всё ограничивалось только словами и формальными заверениями в том, что «мы, мол, готовы» и всё такое. До конкретных поступков, которые бы свидетельствовали о такой готовности, дело не доходило. Спрашивается, кто мешал идти на этот диалог тогда, когда ещё был жив Митрополит Владимир? Тем более, что по словам тех, кто входил в ближайший круг общения покойного, последний мечтал о таком диалоге? И надо сказать, что доля правды в этом утверждении есть, только она содержится не в мечтах о каком-то непонятном «диалоге», а в том, что Митрополит Владимир хотел, чтобы украинское Православие было единым. С той поправкой, что единство это должно достигаться только каноническим путём и никаким другим.
Кардинально ситуация сменилась со смертью Блаженнейшего и началом «Револиции Достоинства». На волне всенародного патриотического подъёма заговорили о патриотизме и внутри УПЦ. Причём заговорили те, кто до этого либо молчал, либо не относился к вопросам национальным серьёзно. Надо признать, что это обычное дело – когда разрешают говорить, то первыми хотят своё слово сказать те, кто раньше говорить не хотел. Именно тогда мы впервые узнали о националистических воззрениях митрополита Софрония, митрополита Симеона, митрополита Александра.
Единственный вопрос, который я не перестаю себе задавать – это вопрос о том, почему они молчали раньше? Почему никто из них 10-15 лет назад не хотел и не служил Литургии на украинском языке, не переводил Священное Писание, молитвословы и богослужебные тексты на украинский язык и т. д.? Кто тогда мешал? Почивший Блаженнейший? Вряд ли. Скорее всего, не было не то что необходимости, а соответствующей моды или атмосферы. О патриотизме заговорили тогда, когда почувствовали веяние времени. Конечно, речь идёт не о всех. Среди владык наших есть те, для кого слово «Украина» стоит действительно выше слова «Христос». Они если и говорили о своих национальных чувствах, то делали это искренне, без лукавства. Правда, и не всегда выдерживали нужный баланс между эмоциями и словами, и часто говорили больше, чем позволял разум и христианская совесть.
Но, были и те, кто просто решил разыграть национальную карту, использовать патриотические порывы для достижения каких-то своих целей. Например, для того, чтобы соответствовать требованиям времени, остаться в тренде.
При этом, кончено, остаются (и таких большинство) и действительные, настоящие патриоты, для которых «любовь к Украине» – это не набор громких лозунгов, а совершение конкретных дел.
Поэтому, когда я несколько дней назад посмотрел программу «Про головне», то был, мягко говоря, удивлён. В этой программе митрополит Черкасский Софроний (УПЦ) и «архиепископ» Черниговский Евстратий (УПЦ КП) обсуждали «проблему создания на Украине единой поместной Церкви». И удивил меня не сам факт обсуждения, и даже не вопрос «создания единой поместной», а то, что наш митрополит говорил фактически в унисон с раскольником. Во время просмотра меня всё время не покидало чувство того, что всё это неправильно, всё это не так. И дело не в том, что митрополит Софроний не должен был принимать участие в обсуждении этого вопроса, а в том, что само это обсуждение, в некоторой степени, зависело не от него, а от Евстратия Зори. Сам разговор исходил из каких-то непонятных мне предпосылок о том, что в «диалоге» о единстве Церкви участвуют равные стороны. Но вся проблема в том, что Единая и Поместная Церковь в Украине уже существует, и это – Украинская Православная Церковь. И если какой-либо «диалог» и возможен, то отталкиваться он может только от канонических правил. Это означает, что речь должна идти не просто о единении украинского Православия на основании диалогических предпосылок, а присоединении к Церкви тех, кто отпал от неё. То есть, владыка Софроний, в данном случае, должен был не рассуждать о том, каким образом – политическим или через вмешательство Патриарха Варфоломея – возможно единение, а должен был взывать «архиепископа» Евстратия к покаянию.
Чтобы моя позиция была более понятной, приведу такой пример. Представьте себе, что некий хирург решил организовать больницу, которая бы специализировалась на операциях на сердце. Он собрал вокруг себя тех, кто имеет отдалённое отношение к работе с режущими предметами, например мясников, объявил их хирургами и начал требовать, чтобы медицинское сообщество приняло их в свои ряды. Скажите, нашёлся бы хоть один кардиохирург, который бы воспринимал заявления бывшего хирурга и его «команды» серьёзно? Вообще, нашёлся бы человек, который бы на полном серьёзе рассуждал о возможных путях приёма мясников в медицинское сообщество? Конечно, нет. Потому и выглядит поведение митрополита Софрония более чем странным.
Ещё непонятнее прозвучали слова, которые митрополит Софроний сказал в конце программы. Так, одним из необходимых условий единения с раскольниками он назвал «украинскость» Предстоятеля – «глава Церкви должен быть украинцем». Почему странным? Потому что, во-первых, за более чем полчаса программы владыка ни разу не вспомнил о канонах Церкви, которые регулируют подобные вопросы. Во-вторых, он ни разу не сказал о покаянии как о необходимом условии возвращения раскольников в общение с Церковью. И в-третьих, как мне кажется, Предстоятель любой Церкви должен быть в первую очередь ХРИСТИАНИНОМ! Почему для владыки Софрония это не главное? Не знаю. Может, просто потому, что владыка в последнее время больше говорит о политике, чем о Евангелии?
