Рассказ Александра Ужанкова о чуде святителя Феодосия Черниговского
Летом 1962 года мне исполнилось семь лет, и я очень хотел поскорее пойти в школу.
Все мои друзья по улице были старше меня и уже перешли – кто во второй, а кто даже и в четвёртый классы, – и с высоты своего возраста в 8–10 лет снисходительно поглядывали на меня. К тому же они уже умели читать! Поэтому мне очень хотелось поскорее пойти в школу, чтобы стать взрослее.
Однако в середине июля у меня вдруг поднялась температура до 40–41 градуса. Её пытались сбить антибиотиками, но безрезультатно. Даже не могли установить точный диагноз болезни. Подозрение было на что-то, связанное с желчью.
Меня поместили в инфекционное отделение детской районной больницы, где летом, кроме меня, никого не было. Только синица прилетала под моё окно и подолгу сидела нахохлившись. Месячное пребывание в больнице не дало никаких результатов.
Моя бабушка по материнской линии, Пелагея Яковлевна, большая молитвенница и постница, получившая строгое воспитание ещё до революции и в такой же строгости воспитавшая своих детей, сказала маме – как отрезала:
– Забирай его и вези к Феодосию Черниговскому!
Мама измучилась в переживаниях за сына и сама уже не знала, что делать. Предложение бабушки, её мамы, которую она не могла ослушаться, было как спасительная соломинка. Другой надежды у неё уже не было.
Бабушка же предлагала отвезти меня в Чернигов, к мощам святителя Феодосия (Углицкого), архиепископа Черниговского.
Мама добилась, чтобы из районной больницы меня перевезли в областную. Но и там не смогли ни точный диагноз поставить, ни назначить нужное лечение.
В Троице-Ильинском женском монастыре подвизалась монахиней двоюродная сестра моей бабушки, Анастасия. Мама в субботу, под расписку, взяла меня из детской больницы и повезла к ней в монастырь. Игумения благословила нас поселиться в келлии у монахини Анастасии. При такой высокой температуре я почти не спал, пребывал в дремоте, и хорошо помню, как они обе, мама и монахиня, молились до утра пред иконами при свете лампады.
Чуть стало светать, матушка Анастасия сказала мне, что пора.
Мощи святителя Феодосия Черниговского пребывали в алтаре Свято-Троицкого собора, и общего доступа к ним не было.
Матушка завела меня в алтарь. Рака с мощами была открытой, и мы подошли к ней. Следом за монахиней я повторял слова молитвы. Она жестом показала мне, чтобы я приложился к мощам.
В детстве я очень боялся покойников, но тут, на удивление, не было никакого страха! Руки святителя Феодосия были открыты и выглядели, как живые. Я приложился к верху ладони и почувствовал удивительное тепло, исходящее от неё!
Думаю, все хорошо знают, что когда у тебя высокая температура, то любой предмет, у которого температура ниже твоей, кажется холодным. При температуре тела в 40º это тем более ощутимо. Но не в этом случае!
Я ощутил теплоту, которая пронизала всё моё тело. Я как бы погрузился в неё – или она окутала меня. А главное, у меня не было страха! Я очень просил святителя Феодосия, чтобы он помог мне пойти в школу и хорошо учиться.
Мы вернулись к маме, и она отвезла меня обратно в больницу, где я сразу уснул и проспал целые сутки.
Я проснулся только в понедельник после обеда. Главврач уже несколько раз заходил в палату, но меня не будили. За последний месяц это был первый полноценный сон. Когда я проснулся, и у меня измерили температуру, термометр показывал 36,6º.
Главврач пристально посмотрел на маму, потом на меня и спросил:
– Вы были у Феодосия?
Мама утвердительно кивнула.
– Тогда можно выписывать,– улыбнувшись, сказал он.
Оба прекрасно понимали, что произошло. И, по всей видимости, это был не единственный случай, но об этом тогда не принято было говорить, как и называть вслух имя святителя Феодосия, архиепископа Черниговского.
Подходил к концу августовский понедельник 1962 года. Тогда я не знал, что уже был издан указ Н.С. Хрущёва о закрытии православных монастырей. Началась новая волна гонений на Православие. И в тот знаменательный для меня понедельник (увы, числа я не помню) монастырь закрыли.
А накануне, в последнее воскресенье в истории Троице-Ильинского женского монастыря Господь явил чудо исцеления отрока у мощей святителя Феодосия Черниговского.
Моя двоюродная бабушка Анастасия была последней монахиней, которая покинула этот монастырь.
Вскоре мощи святителя перевезли в Черниговский исторический музей, и только в 1984-м году они были возвращены в лоно Православной Церкви и помещены в Воскресенском храме. И лишь 18 декабря 1988 года, когда широко отмечалось 1000-летие Крещения Руси, мощи святителя Феодосия Черниговского снова вернулись в им же основанный незадолго до кончины Свято-Троицкий собор.
...Долгое время я не мог попасть в Чернигов, хотя бывал недалеко от него. Уже знал, что мощи вернулись на своё историческое место, что святителя Феодосия вновь глубоко почитают православные люди. А у меня остался долг перед ним – невыраженная благодарность.
Когда я учился в университете и уже стал серьёзно заниматься древнерусской литературой, изучать жития русских святых, то нашёл и житие архиепископа Феодосия Черниговского. И тогда узнал, что он является покровителем учащихся и учащих.
Когда-то в своей детской искренней молитве я просил его, чтобы он исцелил меня, и я смог учиться и пойти в школу. Он услышал меня и помог. Сейчас, когда я сам уже учу, он по-прежнему мне помогает – и, я это ощущаю, ведёт меня по жизни.
Потому мне и хотелось заехать в Чернигов и отслужить благодарственный молебен у раки святого в Свято-Троицком соборе, но всё как-то не получалось, хотя в город Щорс, находящийся в 70 км от Чернигова, приезжал я довольно часто.
Так было и в очередную мою поездку. Позвонил муж моей двоюродной сестры:
– Ты давно собираешься съездить в Чернигов. Поехали завтра, я еду на машине.
Откладывать своё желание ещё раз было бы уже грешно. Я сразу согласился, и мы поехали. К сожалению, на Службу мы опоздали, она была ранней. Друзья поехали по своим делам, а я стал разыскивать священника, чтобы он согласился отслужить благодарственный молебен. На моё счастье, остался отец Георгий, который крестил младенца.
Дождавшись, когда завершится таинство, я кратко рассказал священнику свою историю и попросил отслужить молебен. Он сразу согласился.
Литургия уже давно закончилась, и людей в храме почти не было.
Отец Георгий открыл раку с мощами и жестом пригласил меня подойти к ним. Я приблизился, и меня неожиданно окатила волна: я вдруг понял, что этот человек (для меня святой был осязаемо живым) уже очень давно дожидается меня. Я, как блудный сын, возвратился к своему отцу. Нахлынули слёзы, которых я не мог и не стремился удержать. Я ощутил, что вновь встретился с очень близким и дорогим мне человеком. Трудно передать это ощущение словами, я не в силах это сделать до сих пор.
Молебен с акафистом длился более двух часов: то ли священник прочувствовал важность для меня происходящего момента, то ли ради как-то незаметно собравшихся людей, – не знаю. Но мне хотелось, чтобы молебен длился как можно дольше, а я бы так и стоял со слезами и радостной улыбкой на лице.
Когда молебен завершился и священник позволил приложиться к мощам, я попросил его приложить и небольшую иконку святителя Феодосия, которую взял с собой.
Он приложил и благоговейно передал её мне, а я спрятал в нагрудный карман.
Машина уже ожидала меня у стен монастыря. Ребята чему-то смеялись, но, увидев меня, резко замолчали. Видимо, что-то их поразило во мне. Мы молча поехали домой. Я сидел справа от водителя, на переднем сидении, погруженный в свои мысли.
Какая-то смутная догадка блуждала в сознании. Я стал считать и сравнивать: тогда была середина августа, и сейчас середина августа. Тогда был 1962 год, а сейчас – 2002. 40 лет спустя! Даже, наверное, день в день! Я был поражен таким совпадением.
– А что это за запах? – вдруг спросил сидящий за моей спиной приятель. – Вы чувствуете?
Трудно было что-то почувствовать в прокуренных донельзя «Жигулях», но это был очень приятный, необычный и сильный запах, который легко перебивал табачный.
В предчувствии чуда я вынул из кармана иконку святителя Феодосия. Она благоухала. Ребята были сильно удивлены, и я рассказал им свою историю.
Дома, копаясь в бумагах, я неожиданно наткнулся на выписку из моей детской медицинской карты по истории болезни, которую прежде никогда не видел и потому недоумевал, откуда она взялась? В строке «Предполагаемый диагноз» значилось: «Цирроз печени?» или «Гепатит С?» Оба диагноза – под вопросом…
