«Вот такой у нас Бог, понимаете? Вот такой!!!»

Каждый раз в Великую Пятницу я задаюсь таким вот вопросом: А зачем Он по Воскресении снова пошел к апостолам? Зачем? Почему Он не пошел к другим?
Они же Его предали? – Предали. Они Его бросили и разбежались.
Спросите любого современного человека, чего вы никогда не простите ближнему? Он ответит: предательства. Мы не мыслим сами себя предателями… Понимаете? Ну, никак не мыслим.
А зачем Он обратил римского воина? Воина, который ребра пронзил Ему копьем. Мы не мыслим себя мучителями…
А для чего Он исцелил Малха? Да-да, для чего он исцелил Малха, который пришел схватить Его в Гефсиманском саду? Мы не мыслим себя преследователями Проповедующих Правду…
А Павлу-гонителю зачем Он явился? Зачем? Мы не мыслим себя гонителями Истины…
Но кто же мы тогда такие, хотелось бы понять? Наше-то какое место во всей этой истории? Вот мое лично место? Какое?
Есть такая молитва, которую многие из нас произносят каждую неделю. Некоторые – хотя бы раз в месяц. А кто-нибудь – раз в год. Каждый по-разному, но мы, христиане, все ее когда-нибудь произносим. Это молитва Иоанна Златоуста «Ко Святому Причащению». В ней есть одна фраза, которая звучит, как приговор.
«От них же первый есмь аз».
Помните? Помните?
«Пришедый в мир грешныя спасти» — это про нас. Это мы признаем. Это — как утешение.
А «От них же первый есмь аз» — это как приговор. И это вряд ли про нас.
Но поскольку слова молитвы начинаются с нашего обращения непосредственно к Богу: «Верую, Господи, и исповедую», – то шансов отмолчаться нету. Приходится разбираться.
Я что? Я действительно перед людьми и перед Богом исповедую, что я первый из грешников? Или я притворяюсь и вру?
Так вру? Или исповедую? И что я, собственно, исповедую?
А вот то, что не «один из». Понимаете? И даже не «один из первых». Я просто первый! Я – первый грешник! Я – худший!
Я!
Апостолы разбежались? Нехорошие апостолы?
— От них же первый есмь аз!
Петр отрекся трижды?
— От них же первый есмь аз!
Воин пронзил сердце Христово?
— От них же первый есмь аз!
Павел гнал Христа?
— От них же первый есмь аз!
Дальше – хуже.
Иуда предал Христа?
— От них же первый есмь аз!
Пилат предал Его на пропятие?
— От них же первый есмь аз!
Воины терзали плетками Его тело?
— От них же первый есмь аз!
Каиафа всеми неправдами добился Его смерти?
— От них же первый есмь аз!
Я – хуже, чем Каиафа…
Вот мы с вами сейчас встречали воскресшего Христа. И читали эту самую молитву. Завидев своего Спасителя, мы ему честно и сокрушенно признались: Мы были худшими, Господи! Мы были хуже, чем твои мучители. Мы были гаже, чем твои предатели.
Перед Тобой, Господи, совершенно никчемный материал. Совершенно никчемный! Неужели Ты этого не видишь? Теперь я понимаю, почему Ты пошел к апостолам. Потому что мы еще хуже. Так зачем же Ты пришел к нам?
— Неужели Ты не видишь, что Ты мне не нужен, Господи! – хочется мне заорать Ему, стоящему на пороге.
— Мне даже студень дороже Тебя! Простой говяжий студень!
— За миску студня я бы продал Тебя! Даже не за сребреники, а всего лишь за студень!
— Выйди от меня, Господи! Потому что я – первый грешник!
— Я – худший!
— Я!
— Отче, — хочется мне прошептать Ему. Ему Воскресшему! Входящему к нам во Славе!
— Отче! Я согрешил против Неба и пред Тобою, и уже недостоин называться сыном Твоим!
А Он? А Он, представляете? Подходит. Обнимает меня за плечи. Прижимает меня к Себе, гладит по голове и говорит:
— Да, ладно, сынок…
Просто ты был мертв и ожил. Пропадал и нашелся. Принесите ему лучшую одежду. Заколите откормленного теленка. Станем есть и веселиться!



