Отличие евхаристической Церкви от клерикальной
Церковь – не институт, который должен удовлетворять «метафизическим потребностям народа». Это евхаристическое собрание, где смертная человеческая жизнь преображается в жизнь нетленную.
Праздник Святой Троицы и День Святого Духа мы отмечаем как рождение Церкви, суть и смысл бытия которой, к сожалению, забыт даже теми, кто выступает «гарантами веры». Поэтому я бы хотел сегодня напомнить об исконном значении этого понятия.
Как известно, слово «церковь» происходит от греческого «экклесия», что означает «собрание избранных». Первые христиане откликнулись на зов Христа, к ним обращенный, и объединились в Церковь. Нужно обратить внимание, что их объединила не религия, построенная на каких-то новых принципах, не идеология и не доктрина. Первые христианские общины – это народ, собравшийся вокруг Евхаристии. Народ, с которым Бог заключил новый союз, запечатленный жертвенной Кровью Агнца Божия. Быть частью этого народа и членом тела Церкви – означает принять Новый Завет, участвуя в преломлении хлеба и благословении чаши, то есть в евхаристической трапезе.
Церковь – это не иерархическая административная структура, которая находится в зданиях и офисах, это прежде всего явление Царства Божьего на земле в ее Таинствах.
Церковь – это не новое учение, а дар возможности обновления жизни, который мы получаем в Плоти и Крови Христовых, в истинном единстве тварного и нетварного.
Пятидесятница не является событием в прошлом. Это непрерывный процесс обновления, который, однажды начавшись, уже никогда не закончится. Обновление жизни – это не моральное усовершенствование человека, не юридическая реабилитация, это животворящее сошествие Духа Святого на нашу человеческую природу.
К сожалению, люди нередко отождествляют Церковь с клиром, т.е. с духовенством, отделяя тех, кто совершает Таинства, от остальных верующих. Почему так произошло?
Вспомним историю. Апостолы, основывая первые общины, избирали из обращенных одного, самого опытного, и через возложение рук передавали ему дар старшинства. Его задача заключалась в том, чтобы возглавлять евхаристическое собрание, т.е. председательствовать за Трапезой, совершать крещение и руководить духовной жизнью общины. Эти председатели назывались епископами (наблюдателями) или пресвитерами (старейшинами). Эти два термина поначалу использовались в качестве синонимов. Позже за главой общины закрепляется наименование епископа, а вокруг него возникает совет пресвитеров. Это связано с тем, что община быстро возрастала, и одному епископу уже было сложно совершать свое служение. Поэтому он через возложение рук делегировал пресвитерам право совершать от его имени Евхаристию на приходах, которые входили в состав этой общины.
Жизнь древней Церкви строилась по семейному типу. Председатель общины был для христиан отцом, а члены общины друг другу – братьями и сестрами.
С уходом поколения апостолов было принято решение, что нового епископа рукополагают не менее трех других епископов. Хиротония совершалась во время Литургии. И тогда возник вопрос: кто же должен быть председателем такого евхаристического собрания? Решили, что им должен стать епископ крупнейшего города области, который назывался митрополией («город-мать»). Отсюда дополнительный титул епископа митрополии – митрополит.
На митрополита возлагались уже некоторые особые функции. Помимо председательства на местном соборе он выступает арбитром при разрешении споров и конфликтов между епископами и пресвитерами. Сам митрополит вместе с местными епископами являлись неким аналогом современного Священного синода. Институт митрополий получил развитие после окончания гонений и признания христианства официальной религией Римской империи. К концу V века епископы четырех крупнейших административных и культурных центров империи (Рима, Константинополя, Александрии и Антиохии) получили титулы патриархов и «первенство чести» перед остальными митрополитами. Кроме того, митрополит Иерусалима также именовался патриархом ввиду особой исторической миссии этого города. Таким образом, сложилась пентархия («пятивластие») патриархов, которая служила основой церковной жизни на протяжении тысячи лет.
Но различие в «чести» и административных функциях не затронуло сущности епископского служения. Независимо от политического значения епископии и титулов, епископ остается, прежде всего, главой и «председателем» евхаристического собрания.
Любой собор, поместный или вселенский, признавал равноправными голоса и мнения всех его участников, не проводя никакого различия в этом отношении между патриархами, митрополитами и епископами. Патриарх Рима или Константинополя и епископ самой маленькой области пользовались равным правом голоса, а их точки зрения обладали одинаковым весом.
Но времена менялись. Православие стало официальной религией империи, и это внесло изменения в базовые принципы существования Церкви. Православие стало воспринимать в себя массовую религиозность и приспосабливаться к новым условиям жизни. Вместо титулов епископов и пресвитеров начинают применяться новые священнические наименования «архиереев» и «иереев», складывается сложная административная иерархическая структура, вводятся должности и титулы, никак не связанные с евхаристическим происхождением церковных служений.
Само богослужение начинает копировать пышность византийского имперского церемониала, начиная с облачения и заканчивая величественностью самого чинопоследования. Клирики стали подражать императорским чиновникам в форме официальных обращений. Устанавливаются торжественные величания в соответствии с рангом церковного звания: «Ваше высокопреосвященство», «святейшество», «блаженство», «высокопреподобие» и т.д. Возникает система церковных наград и поощрений.
Первая евангельская христианская простота и чистота постепенно растворяется в новой имперской церковной реальности.
Параллельно с этим, вполне естественно, начинаются споры за первенство среди епископов и епархий, раздоры между «знаменитыми престолами». Подымают голову церковные национально-государственные притязания, обостряются амбиции иерархов, которые уже открыто ведут борьбу за власть и влияние. Равенство церковного клира исчезает, возникает строгая субординация, а на смену духовно-семейным отношениям приходит дисциплинарный порядок. Все это со временем привело к тому, что понятие Церкви стало отождествляться с администрацией и служащими в ней клириками, по аналогии с другими государственными структурами.
Далее ситуация только усугублялась. Церковь все более и более интегрировалась в политику и во все, что с ней связано. И дошло до того, что в средневековье Западная Церковь получила право не только на пытки и физическое насилие, но и на применение смертной казни. Восточная Церковь убивала, как правило, руками государственной власти. Все это вело к большему удалению от понимания того, что представляет собой Церковь по существу. И тем не менее, на протяжении всей своей истории она являла величайшие образцы святости.
Все это я пишу не для осуждения, а наоборот. Нам нужно понять, что вся эта временная плоть исторической религии, никак не связанная с Евхаристической истиной, так и не смогла одолеть Церковь Божию. Христос заранее нас предупреждал о том, что Церковь – это невод, куда попадает как доброе, так и худое. Это поле, где растет не только пшеница, но и плевелы. О Церкви нельзя судить по ее историческим неудачам или нравственной жизни ее членов. Мы также не должны судить о Церкви с точки зрения ее моральной отдачи или исторической полезности.
Церковь – это не религия и не институт, который должен удовлетворять «метафизическим потребностям народа» Церковь – это прежде всего евхаристическое собрание, на котором смертная человеческая жизнь преображается в жизнь бессмертную и нетленную. Возможность этого преображения не может быть упразднена ни недостоинством отдельных лиц, ни грехами мирян и клириков, ни интригами высоких церковных чинов. Для осуществления этого преображения достаточно самой малой закваски – членов Церкви, сознательно участвующих в Евхаристии. Церковь была, есть и будет несмотря ни на что и вопреки всему. Потому что Церковь – это действие Духа Святого в Божиих людях. Не человек, а Сам Христос совершает с нами и в нас каждую Литургию. Не нашей силой, а благодатью Божией пресуществляются Святые Дары.
Сила Церкви более всего проявляется в ее немощи, уязвимости, как бы это нам ни казалось странным. Когда она гонима, преследуема, оклеветана, только тогда она и живет истинной жизнью гонимого миром Христа. Но как только она становится объектом почитания со стороны мира, то сразу же превращается в государственный институт, а ее клирики – в госслужащих.
Но даже тогда в своей внутренней жизни Церковь свободна, и ни от кого, кроме Бога, не зависима. Церковь проявляет себя, прежде всего, в жизни преподобных и мучеников, которые предпочли индивидуальное выживание самоотдаче Христа ради. Главным выражением и проявлением Церкви и дарованной ей Истины остается событие Евхаристии, в которой происходит преображение жизни в дар любви и благодарения Богу.
